бы со Злом.
— Но ведь вы сражаетесь, — пылко продолжил отец Яков, — вы и есть орудие Господа, хотя и не желаете этого признавать. Преграда на пути той Тьмы, что расползается по миру.
— «Преграда», — передразнил его профессор, — что была лишена сана и отлучена от церкви вашим горячо любимым епископом Годескальком за свои прогрессивные взгляды. Так Господь помогает мне в моих битвах?
— Quos diligit, castigat, — отец Яков смиренно опустил глаза к долу, — нам не дано понять Его планов в силу нашей ограниченности. Нужно просто принять крест, каждому свой, и достойно нести его до самого конца.
— Спорить со священником, всё равно, что молоть воду в ступе, — ухмыльнулся профессор. — Чему и учат в семинариях так тому, чтобы опровергнуть любой тезис оппонента и всё вывернуть наизнанку, в выгодном для Церкви свете. Ваше счастье, что основная паства — безграмотные крестьяне и рабочие, не умеющие читать и думать. А всем остальным можно заткнуть рты, пригрозив анафемой или еще чем похуже. Но, кажется, ливень заканчивается. Пойду, прогуляюсь до своей повозки, проведаю слугу, принесу еды и вина. Ночка обещает быть долгой и очень интересной.
* * *
Тадеуш вернулся не один: за его спиной отец Яков заметил высокую фигуру в плаще с капюшоном и с огромным зонтом в руке. Зонт закрывал его, профессора и, казалось, еще половину улицы. Физиономию незнакомца не было видно. Он передал профессору чемодан и холщовый мешок и скрылся в темноте.
— Это ваш слуга?
— Да, его зовут Мортимер. Исполнительный, покладистый и надёжный как швейцарские часы. Однозначно, он — моё самое лучшее приобретение за долгие годы путешествий.
— Почему он ушел? Пусть разделит с нами кров и пищу.
— Он, как и любой из нас не без изъяна. Нелюдимый. Пребывание в обществе даётся ему очень тяжело. К тому же, Мортимер немой. Так что пусть ваша светлая душа не тревожится попусту: у меня большая карета, ему хватит места вытянуть свои длинные ноги и отдохнуть. Еда у него тоже есть. В отличие от вас, — усмехнулся профессор, — видите, я во всех смыслах ваш спаситель. Даже в гастрономическом.
Тадеуш раскрыл мешок и извлёк из него сыр, колбасу, пару бутылок, не то с вином, не то с коньяком, яблоко и горсть сухофруктов, которые показались священнику странными на вид. Поймав его взгляд, Тадеуш пояснил:
— Экзотика. Пристрастился к ним во время поездок в Египет. Они отлично утоляют голод и дают энергию, попробуйте!
Священник с опаской прожевал кусочек зеленого цвета, отметив про себя его кислый и терпкий вкус.
— Интересно, — проговорил он.
— Путешествия должны быть комфортными, без хорошей провизии тут не обойтись. Иначе теряется вся их прелесть. Но поговорим о вашем случае. Пока я буду ужинать, расскажите свою историю заново. Со всеми подробностями и деталями, о которых вы могли забыть упомянуть в письме. Всё что показалось вам странным, любые мелочи, которым вы не придали значения. Это может мне помочь.
Профессор наполнил стакан до краев, затем вооружившись ножом, начал орудовать над колбасой. Как бы между делом, произнёс:
— Приступайте, друг мой.
Священник рассказывал долго: полночь давно минула, когда он закончил. Профессор, который с неподдельной грустью рассматривал почти опустевшую бутыль, и казалось, ничуть не захмелел, внимательно его слушал, кивал головой, а затем приступил к расспросам:
— Перед отъездом я навёл справки. Меня удивил один момент: я никогда не слышал о лорде по фамилии Карпентер. И, кажется, в столице тоже никто не знает о его существовании. Может быть, вы проясните этот момент?
— Полагаю, что Карпентер никакой и не лорд. Так называют его местные, и так горделиво он величает себя сам. Несмотря на то, что я единственный духовник в округе, крестьяне крайне неохотно рассказывают о поместье и его обитателях. А если быть точнее, вообще не рассказывают. Когда я попытался вызвать старосту Дилана на откровенность, он всеми правдами и неправдами отнекивался. В конце концов, он назвал особняк проклятым и посоветовал мне забыть о нём и никогда там не появляться. Старик выглядел испуганным: больше я ничего от него не добился.
— Всё больше странностей в этом деле, отчего в моих глазах оно становится лишь интересней. А далеко ли от деревни находится кладбище, святой отец?
— Милях в 10 от Олдвиджа. А почему вы спрашиваете?
— Далековато, не находите? — вопросом на вопрос ответил Тадеуш.
— Это общее кладбище для всех окрестных деревень. Здесь своеобразно почитают умерших: местный погост, когда я впервые его увидел, меня поразил. Традиция, о которой я раньше не слышал, но и об этом крестьяне не особо распространяются. Впрочем, я уже привык: в каждом краю свои собственные обычаи. И чем дальше от цивилизации, тем удивительнее они становятся.
— Воистину так! — воскликнул профессор. — Едва забрезжит свет, мы совершим туда поездку. Если дорога позволит, конечно.
— Но для чего? Зверь обитает в поместье, а не на кладбище. Мы должны спасти тех несчастных людей, что там живут и изгнать Зла, которое там поселилось.
— Насколько я понял, ваше Зло днём на свет Божий не выходит. А меня всегда интересовали традиции и нравы тех краев, в которых я оказываюсь. А кладбища, к слову, прекрасно их характеризуют. Долго мы там не задержимся и вечером уже будем в поместье. Надеюсь увидеть этого вашего Зверя во всей его красе.
Отец Яков перекрестился и покачал головой:
— А я надеюсь никогда больше не встретиться с этим демоном. Но свою паству в беде не оставлю. Если Господь призывает меня сразиться с Дьяволом, я откликнусь на его зов!
— Весьма похвально! Весьма похвально! Дьяволу остается только ретироваться, как только он узнаёт, кто у меня в союзниках — не сдержался профессор.
Не дав отреагировать священнику на свои слова, быстро продолжил:
— А теперь нужно немного отдохнуть перед завтрашними делами. Вижу кровать у вас одна, да и кроватью это можно назвать только с большой натяжкой. С вашей стороны было бы неучтиво не предложить её гостю. А со стороны гостя было бы некрасиво принять такое предложение, — Тадеуш замахал рукой, не давая отцу Якову высказаться. — Посему я переночую в повозке, и не отговаривайте меня. К слову, там куда комфортнее, чем в вашей келье. Доброй ночи, отец Яков. Признаться, друг мой, я очень рад нашей встрече.
Утро выдалось на редкость промозглым: ливень закончился, однако тучи по-прежнему закрывали небеса. Пелена тумана окутывала мир, облекая его в белые одеяния. Влага с земли испаряясь, сгущала и без того непроглядную молочную дымку.
Отец Яков вытянул руку
