«Эти люди были убиты ради меня?»
«Нет. Вы не одна, кто принимает ассиратум. Несколько не в меру предприимчивых людей продавали его через „Данко“ всем, кто мог заплатить».
«Это средство действительно исцеляет от всех болезней?»
«Да. А еще дарует практически бесконечно долгую жизнь. Долгое существование. Только есть одно важное условие: принимать его нужно каждое новолуние. Вот почему папа приносил его Вам каждый месяц».
«А какое Вы имеете отношение ко всему этому?»
«Одна из девушек, которая погибла ради этого снадобья, была мне очень дорога. Я приложил немало усилий к тому, чтобы найти ее убийц и того, кто варит это зелье. Признаться, у меня это не слишком хорошо получалось до сегодняшнего вечера, но случилось так, что Вы невольно помогли мне понять, кто является истинным виновником этого кровавого кошмара».
«Вы убьете его?»
«Да».
«И тогда все те, кто, как и я, принимали этот ассиратум, тоже умрут?»
«Да. Это так».
«Что ж. Вы сказали, что я помогла Вам понять, как найти того, кто делает эликсир. Значит, я помогла Вам убить и меня тоже».
Я с силой вдавливаю окурок в пепельницу так, что серая пыль сыплется через край, будто могильный прах. Что сказать на это? Да, Маша, сейчас я разговариваю с вами про поэзию, про Эдгара По, обсуждаю переводы, но через несколько минут встану и поеду, чтобы покончить с Некромантом и тем самым отобрать у вас последнюю надежду на жизнь. Но как поступить иначе? Отобрать у древнего упыря его манускрипт и самому начать делать ассиратум, чтобы спасти эту девочку? Бродить по ночному городу в поисках жертвы, рыскать по трущобам, решать, кто заслуживает смерти, потрошить их, сливать кровь, чтобы потом у себя в квартире готовить зловещее снадобье? Или удивить Кардинала соблюдением наших договоренностей и отдать все в его руки, с тем чтобы этой грязной работой занялись его люди?
«Мария Галачьянц прислала новое сообщение».
«Вы не волнуйтесь. Я уже смирилась, Вы же знаете. Странно: когда папа впервые принес мне этот эликсир, я не хотела его пить. Почему-то боялась. Умирала, но все равно боялась выпить эту жидкость из темной бутылочки. Знай я тогда о том, что Вы мне рассказали, то никогда не согласилась бы жить такой ценой. Мне кажется, если бы я сознательно сделала этот выбор: убивать других, пусть и чужими руками, чтобы самой оставаться в живых — то никогда бы уже не стала прежней. Это изменило бы меня навсегда. А я хочу оставаться собой, пусть уже совсем недолго».
Я думаю о том, что силы воли, мудрости и самообладания в этой совсем юной девушке больше, чем во многих из тех, кто считает себя мужчинами. Не нужно быть сильным человеком для того, чтобы ударить; принять удар и устоять на ногах — вот в чем настоящая сила.
Мне пора собираться. Скоро наступит время для звонка Кардиналу, и нужно быть готовым к выходу. Я надеваю бронежилет поверх рубашки, затягиваю ремни на липучках. Пистолет с легким щелчком входит в пластиковую кобуру на поясе справа. Запасная обойма вложена в узкий кармашек. На левое плечо я креплю вертикальные ножны. В прошлый раз, отправляясь на заброшенный завод, я совсем забыл про свой старый боевой нож, но это и неудивительно: я не пользовался ни им, ни пистолетом почти три года и всего месяц назад пребывал в уверенности, что Мне больше никогда не придется использовать оружие. Но теперь нож со мной, крепко сидит в потертом чехле рукояткой вниз, чтобы можно было выхватить его одним движением, направляя вороненый клинок точно в горло. Или в сердце: почерневшее, подгнившее и сморщенное от времени, как упавшее на землю яблоко, сердце старого упыря.
Я набрасываю пиджак поверх бронежилета и опускаю в карман новую пачку сигарет. Их тоже должно быть с избытком, как и патронов.
Остается еще несколько минут. Я присаживаюсь перед ноутбуком и вижу последнее сообщение.
«Я тут посмотрела, что новолуние будет через две недели. Не так уж и плохо. Но мне все-таки лучше поторопиться с переводом, если я хочу успеть его закончить. Не стоит оставлять после себя незавершенных дел. А Вам я желаю сегодня удачи. И еще раз прошу, не переживайте за меня. Не каждую заколдованную принцессу можно спасти, даже если перебить всех драконов».
К полуночи похолодало, и моросящий дождь превратился в снег, частый и мелкий, как крупа. Серое косматое небо посветлело, как будто темная стылая влага, которой набухали тяжелые низкие тучи, замерзла в сыплющееся сверху плотное ледяное крошево. Черная мокрая полоса трассы постепенно белела, застилаемая снегом, и Алина еще раз порадовалась тому, как хорошо держит дорогу ее новый автомобиль и как безупречно слушается руля, проходя повороты извилистого шоссе.
Алина свернула с трассы на боковую дорогу, ведущую к коттеджному поселку, где находился дом ее отца, который вот уже неделю был и ее домом. Она знала, что папа не спит и ждет ее, сидя у себя в кабинете или на кухне. Сегодня им предстояло о многом поговорить, и прежде всего о том, зачем потребовалась Алине эксгумация останков ее матери и к каким результатам привело это исследование, ради которого пришлось потревожить мирно покоившиеся под надгробной плитой милые кости.
Снег стал таким густым, как будто белесые тучи осели на землю, и большой двухэтажный дом был едва виден во тьме и клубящемся снежном тумане. На первом этаже тепло и приветливо светилось одинокое окошко. Высокие металлические ворота открылись в ответ на нажатие кнопки пульта, вспыхнули синеватым таинственным светом фонари, и Алина поехала по подъездной дорожке мимо темных величественных силуэтов молчаливых деревьев. Газон, покрытый хрусткой коркой опавших листьев, уже прихваченных первым морозом, поседел, припорошенный снегом, как рассыпанной солью. Плохая примета.
Алина поставила машину на площадке у гаражных ворот и вошла в дом.
Ее встретила теплая уютная тишина. Алина сняла пальто, стряхнула с золотистых волос блестки подтаявших снежинок и прошла на кухню. Отец сидел за столом перед безмолвно мерцающим экраном телевизора, на котором неторопливо сменяли друг друга яркие пейзажи далеких стран и о чем-то с энтузиазмом рассказывали люди в одежде путешественников. Открытая бутылка «Brunello di Montalcino» была пуста наполовину, рубиновым светом сияла в высоком бокале драгоценная кровь благородного винограда.
— Привет, папа, — сказала Алина.
— Привет, дочка. Будешь ужинать?
Алина подумала и покачала головой:
— Нет, спасибо. Если честно, я что-то так устала за сегодня, что есть совсем не хочется.
— Тогда вина?
Алина кивнула и села рядом. Отец поднялся, достал из кухонного шкафчика еще один бокал и налил вино, которое, словно радуясь свободе, засверкало глубокими оттенками красного.
