Алина кивнула и села рядом. Отец поднялся, достал из кухонного шкафчика еще один бокал и налил вино, которое, словно радуясь свободе, засверкало глубокими оттенками красного.
Некоторое время они сидели молча: отец и дочь, наедине друг с другом и своими мыслями, на тихой светлой кухне, время от времени отпивая из бокалов терпкий осенний напиток и глядя в окно, за которым металась темнота ненастной ночи и проносились подхваченные ветром снежные облака, мелькая в свете уличного фонаря, как тысячи мятущихся белых мошек.
— Как дела? — нарушил молчание отец.
— Все хорошо.
— Ты как будто разочарована чем-то.
— Наверное, это просто усталость. Знаешь, столько всего накопилось за последнее время.
— Удалось узнать то, что ты хотела?
— Да. Удалось.
Сергей Николаевич замолчал, вопросительно глядя на Алину. Она вздохнула. Откладывать разговор было бессмысленно и несправедливо: отец имел право знать правду, и Алина понимала, что он хочет этого так же, как хотела она сама. Но что она может ему рассказать? Про тайны средневековых алхимиков, обернувшиеся кровавым безумием, про мистический ассиратум, старинные манускрипты, про медицинский центр «Данко», его зловещие подземелья, про девочку, умирающую в огромном, похожем на замок доме на Островах, и самое главное, про волка-оборотня, который и оказался тем убийцей, который тринадцать лет назад отнял у них жену и мать? Она сама не до конца могла уложить в сознании явления и события последнего месяца своей жизни, которые так противоречили всему, что она успела узнать и, как полагала, понять про этот мир за почти тридцать лет своей жизни. Возможно, она бы и могла объяснить все это отцу, может быть, даже смогла бы его убедить в реальности таких явлений, в которые не до конца верила сама, но сейчас она чувствовала себя слишком усталой, слишком измученной, для того чтобы не только говорить, но даже думать обо всем этом. К тому же у нее уже была готова история, предназначавшаяся для этого разговора, и Алина спокойно поведала отцу ту версию событий, которую он мог принять как истину и которая теперь станет для него таковой на всю оставшуюся жизнь.
Она рассказала о серии страшных и таинственных убийств, совершенных в центре города в течение этого года неизвестным злодеем. Рассказала, как, приехав по вызову на очередной труп, сразу узнала те раны, которые когда-то были нанесены ее матери, и как приложила множество усилий к тому, чтобы связать воедино эти преступления с событиями тринадцатилетней давности. Как один удивительно проницательный следователь установил, что характер повреждений, нанесенных несчастным жертвам, схож с описанием оккультных ритуалов в одной не очень известной, но, к сожалению, общедоступной книжке. Не слишком вдаваясь в подробности, она рассказала, как благодаря детальному изучению всех, кто мог предметно интересоваться этой книгой, опасный безумец, повредившийся рассудком от чрезмерно глубокого изучения мистической литературы, был найден, а потом и убит при попытке его задержать. И как после того, как в ее руках оказался кинжал зловещего потрошителя, она была обязана убедиться в том, что это именно то оружие, которое когда-то оборвало жизнь мамы.
Отец внимательно слушал, и Алина очень надеялась на то, что он не станет задавать уточняющих вопросов, на которые она не была готова ответить. Но Сергей Николаевич дослушал до конца, а когда Алина наконец закончила рассказывать о том, как окончательно убедилась, что виновник смерти ее матери мертв, лишь молча кивнул и сделал глоток из бокала.
— Значит, это был маньяк? — спросил он.
— Да, папа, — устало ответила Алина. — Совершенно сумасшедший тип.
— Как странно, — заметил отец. — Он совершил свое первое убийство тринадцать лет назад, затих на долгие годы, а потом вдруг начал убивать направо и налево, как будто окончательно обезумел.
Алина пожала плечами.
— Так бывает, — сказала она. — Я не очень хорошо разбираюсь в судебной психиатрии, а у самого преступника, увы, уже ничего не удастся спросить, так что, кто знает, что творилось у него в голове.
— Как я понимаю, его убили при аресте?
— Это была случайность, — немного поколебавшись, ответила Алина. — Меня там не было, но, насколько я знаю, он пытался бежать через окно и ему отрезало голову разбившимся стеклом. Вот такая нелепая смерть.
— Разве ты не видела тела? — быстро спросил отец.
— Видела, конечно. — Перед глазами Алины ясно возник образ обезглавленного черного волка, лежащего среди сверкающих осколков стекла. — Видела. Голова была отрезана начисто, как гильотиной.
Сергей Николаевич кивнул.
— Значит, — медленно проговорил он, — ты совершенно уверена, что именно этот сумасшедший убил маму? И причиной всему было его безумие?
— Да, — твердо ответила Алина. — Я совершенно уверена в этом, папа.
Отец со вздохом откинулся на спинку и стула.
— Слава Богу, — вырвалось у него, и он замолчал.
Он молча сидел рядом с Алиной с бокалом вина в руке, и она вдруг почувствовала, что тишина на кухне перестала быть спокойной. В воздухе повисло странное напряжение.
— Папа? — позвала Алина.
— Да?
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
— Что именно?
— Не знаю. Наверное, про маму. Про то, что случилось тогда.
Сергей Николаевич снова вздохнул, поставил бокал на стол и провел рукой по лицу. Напряжение стало еще более отчетливым, и Алина поняла, что подсознательно ощущала эту повисшую между ней и отцом недосказанность с того самого момента, как приехала к нему домой, и даже раньше: в его коротких телефонных звонках, его молчании, в том, как он, осторожно постучавшись, входил иногда перед сном в ее комнату для того, чтобы обменяться ничего не значащими вопросами и пустыми словами. Но если раньше она думала, что это связано с ней, с тем, что она, вот уже месяц занимаясь своим расследованием, ничего не рассказывает отцу о поисках убийцы и связанных с этим событиях, то теперь стало ясно, что и он сам все это время хранил в себе нечто, что не давало ему покоя, что-то, о чем он хотел рассказать, но не находил нужного времени, нужных слов, а может быть, и достаточно сил.
— Так о чем ты хотел сказать мне, папа?
— Видишь ли, — начал отец, глядя перед собой на ненастную ночь за окном, — все эти годы мне не давала покоя мысль, что в смерти мамы прямо или косвенно виноват я. Это было маловероятно, но, постоянно думая о причинах, по которым она была убита, я не мог найти иных, кроме тех, что были связаны со мной, с тем, что я тогда сделал. Но если ее убийство было просто случайностью, и все это дело рук какого-то сумасшедшего, то…
