— Скажите на милость, что у вас в шприце?
— Сыворотка правды, — робко признался Генрих Шварц.
— Легче было использовать алкоголь. In vino veritas.
— Как мы раньше не догадались? — спросил Генрих Шварц.
— Ни в коем случае! — возразил брат. — Ты не только испытываешь на мне сыворотку правды, но и собираешься меня спаивать?
— Вы всё-таки решили вытянуть у нас признание. Теперь вы сами должны признаться в ваших плохих делах. Правильно ли я понял, что это вы отравили осьминога Пауля?
Толпа зароптала, когда весь вид братьев Шварц стал выдавать их вину.
— Гады! Зачем вы это сделали? — крикнул фон Шлиффен.
— Я понял, что таким образом они решили заманить меня на место преступления и арестовать. Осьминог был отравлен стрихнином. Я ясно видел его скрюченные щупальца, а как вы знаете, стрихнин вызывает судороги. Кроме того, стрихнин можно купить в любой аптеке. Отравителей было двое, и им не составляло труда обойти аптеки так, что частая покупка одним и тем же человеком стрихнина не привлекала внимания. Я видел сквозь аквариум, что агенты притаились за углом. Вероятно, они знали о моём владении японской борьбой баритсу, и потому решили обездвижить меня. Стенка аквариума была смазана прочным клеем, чтобы мои перчатки приклеились, пока я должен был смотреть через край. К счастью для нас, клей слегка блестел и тем самым выдавал своё присутствие. Из того, что я с легкостью мог снять перчатки, следовало, что стул, на который я должен был встать, был также смазан клеем. Снимать ботинки было бы слишком долго, чтобы успеть спастись от братьев Шварц. И куда я побежал бы в носках, извольте спросить?
— А инсценировка моей гибели? — спросил Штольц.
— К счастью для вас, герр Штольц, эти люди не додумались убить вас на самом деле. Но им непременно нужно было поймать нас. Очевидно, у них был заранее приготовлен реквизит, поскольку инсценировка произошла следующей ночью. В автомобиль был усажен манекен, изображавший Штольца. Конечно, для сходства было достаточно униформы почтальона и светлых усов, которые я не стал бы пристально разглядывать в темноте. Автомобиль был запущен путем давления манекена на детали двигателя, и он ехал по Шарлоттенбургскому шоссе до тех пор, пока не затормозил на клею. Вы удивляетесь, как я смог понять истину? Доктор Ватсон ещё ни разу не упоминал в своих записках, что я обладаю способностью видеть в темноте[37]. Я хорошо видел, что по бокам от застрявшего автомобиля сидят вооружённые братья Шварц. У манекена была сломана рука, и я видел, что на месте полома нет ни мышц, ни костей.
Выслушав эти выводы, Фридрих Шварц обернулся к Вильгельму Второму.
— Теперь мы должны изложить вам свои наблюдения. Эти так называемые Готлиб Хаузер и Иоганн Сименс в действительности являются Шерлоком Холмсом и доктором Ватсоном. А под именем фотографа Штирлица скрывается российский шпион Исаев! Он же скрывался под именем пастора Шлага. Мы видели, как он вскрыл сейф и забрал оттуда документы.
— Шпион?! Забрал документы? Почему же его сразу не арестовали?
— Разве его арестуешь? Он обязательно отвертится.
— Мы хотели задать вам ещё один вопрос, — добавил Холмс. — Как вы узнали, кто мы такие?
— Холмс, вы думаете, что вы самый умный? Мы слышали, как Ватсон и Исаев спорили, да так, что мы услышали их фамилии. Конечно, доктор Ватсон мог быть простым совпадением. После этого события в гостиницу вошёл уже знакомый нам пастор, и впоследствии Исаев, вышедший из гостиницы, выглядел именно как этот Шлаг. На следующий день мы с помощью подслушивающего устройства собственного изобретения услышали, как к спорщикам присоединился некий Холмс. На этот раз простое совпадение было менее вероятным. Но перед первым спором мы слышали исполнение «Полёта валькирий» в квартире Эрнста Штольца. То же самое было и в гостинице. У нас хороший слух, и мы заметили, что исполнитель музыки был один и тот же. Главное то, что этот Холмс был скрипачом. А если его сопровождал доктор Ватсон, то Холмс был тот самый. Кстати говоря, мы видели, как Ватсон едва не угодил под трамвай.
— Ещё один вопрос. Разве вы не могли арестовать нас в опере?
— Мы уважаем оперное искусство и потому не могли арестовать вас во время представления в Новом Королевском оперном театре. Кстати, вы знаете, кем был тот господин, который пригласил вас в оперу? Это был я. Замаскированный, разумеется. Вы могли забрести в Берлинский зоопарк именно в то время, пока мы готовили ловушку. По этой причине мы заманили вас в другое место. Но вы допустили ещё одну ошибку. Помощник сыщика из Данцига не должен говорить на саксонском диалекте.
— Дайте мне подумать, — сказал Холмс, напряжённо о чём то думая. — Я слышал имя кайзера при обстоятельствах, которые мне не удаётся вспомнить.
— Ничего странного, — заметил фон Гогенлоэ. — Его имя знает весь мир. Так же легко люди, знающие современную политику, встретят имена наших канцлеров. Мы сами знаем имена ваших премьер-министров, наших врагов. Нынешнего премьер-министра Британии зовут лорд Бэллинджер, не так ли?[38]
Лицо Холмса, бывши напряжённым, с нахмуренными бровями, вмиг просветлело, как только фон Гогенлоэ назвал имя премьер-министра, с которым мы уже имели честь встречаться.
— Бьюсь об заклад, что я слышал это имя рядом с кайзером. Чёрт возьми, это действительно так! Семь лет назад лорд Бэллинджер и мистер Трелони Хоуп, министр по европейским делам, велели мне отыскать похищенное письмо от «европейского монарха», публикация которого могла привести к войне. Я скрыл от высокопоставленных клиентов имя преступника, так как он был знаком одному из них, и преподнёс результат так, словно письмо никуда не исчезало. Я написал на бумажке имя автора письма, и премьер-министр согласился с моей догадкой. Ватсон, как мой биограф, не должен был услышать и не должен был сообщать публике это имя во избежание осложнений. Этот человек присутствует среди нас. Думаю вы догадываетесь, кто он.
Все присутствующие обратили взоры к Вильгельму Второму, об участии которого в описанном мной событии тогда не догадывался даже я. Фон Шлиффен и фон Гогенлоэ также были удивлены.
— Ваше Величество, вы совершили поступок, о котором даже мы, глава Генерального штаба и рейхсканцлер, слышим впервые? — не поверил фон Шлиффен.
— Мне правильно сказали, что письмо миновало официальные каналы, — пояснил мне Холмс.
— Вы правы! Я послал им моё возмущение их политикой, их английской высокомерностью! — Кайзер обратился к нам. — Вы, англичане, мошенники, подлецы, расстроили мои планы!
