— Ты ни в чем не будешь нуждаться…
Я скорее чувствую, чем слышу, ее жаркий шепот. Горячее дыхание обжигает мне шею.
— Ты ни в чем не будешь нуждаться…
Пылающие мягкие губы касаются моего уха, и я уже не хочу отворачиваться. Или просто не могу этого сделать.
Я не знаю, сколько прошло времени. Час? Два? Наверное, не меньше, потому что руки и ноги, растянутые в стороны и крепко привязанные ремнями к опорам широкой кровати, уже совершенно затекли, и я не чувствую их, когда пытаюсь пошевелить пальцами. Зато все остальное тело стало как будто особенно чувствительным, и горячий густой воздух обжигает обнаженную кожу, как пар в раскаленной бане. Сквозь колышущееся жаркое марево и пряный тяжелый дым благовоний я с трудом различаю очертания комнаты, а причудливые узоры толстых ковров на стенах дрожат и шевелятся, как обретающие плоть бредовые видения. Вот жрецы с длинными остроконечными бородами поклоняются женщине с телом змеи, восседающей на престоле из черепов; раненая львица присела на задние лапы, готовясь к последнему прыжку, а из-под левой лопатки по оранжевой шкуре обильно струится багряная кровь; странные узоры, похожие на тибетские мандалы, разбегаются круговыми лабиринтами, втягивая в себя взгляд, а вслед за ним и сознание. На массивных полках горят толстые черные и красные свечи и масляные светильники, дымятся удушливыми ароматами медные курительницы, блестят тусклым золотом причудливые статуэтки.
Она выпрямляется, плавно выгибаясь, и я чувствую влажный жар ее тела там, где она сидит, прижимаясь к моему животу. Бархатистая кожа отсвечивает смуглым золотом, узоры татуировок змеями извиваются на руках, боках, бедрах. Ослепительно-белые острые зубы хищно поблескивают меж полных влажных губ. Раскосые глаза сияют как темные ночные изумруды. Густые волосы черной мантией ниспадают на плечи и спину. Она проводит по моей груди длинными пальцами с острыми ногтями, и я чувствую, как мое тело против воли снова напрягается, не в силах противиться власти, заключенной в ее движениях.
— Ты ни в чем не будешь нуждаться, — повторяет она, как мантру.
— Спасибо за предложение, — говорю я, — но я бы предпочел как-нибудь перекантоваться в нужде.
Мой голос звучит хрипло и незнакомо, отказываясь повиноваться, и застревающие слова приходится выталкивать из горла. Надо заставлять себя думать и разговаривать, потому что иначе вслед за телом откажут разум и воля. Кажется, я и так уже периодически теряю сознание, проваливаясь в какую-то черную тесную тьму, полную молчания и забвения.
Она запрокидывает голову и смеется, весело и мелодично. У нее такой красивый смех.
— Какой упрямый! Сильный, упрямый мальчик… смелый… я знала, что не ошиблась, когда выбрала тебя. Надо же, убил бедняжку Вервольфа! Не то чтобы я очень расстроилась, но так удивилась! Я знала всего двух… нет, наверное, трех человек, которые могли бы одолеть настоящего оборотня в рукопашном бою, и только одного, который это сделал. А ты победил его один на один, пусть даже тебе и повезло немного с этим упавшим стеклом.
— Откуда ты это знаешь? Не помню, чтобы во время нашего боя трибуны ломились от зрителей.
Она снова смеется и игриво хлопает ладошкой меня по груди.
— Шутник! Такой смешной, нам будет очень весело вместе! Глупый, те зрители, которых ты не видишь, там несомненно были, а я умею с ними общаться. Я и тебя научу со временем, а у нас будет много, очень много времени впереди.
Она гладит меня по груди, по животу, нагибается и снова обжигает шею губами. Я чувствую, как соски ее упругой груди нежно касаются моей кожи.
— Знаешь, ведь он просил тебя убить. Да, убить, и я могла бы это сделать уже очень давно, если бы захотела…
Мысли еле двигаются в голове, наполненной какой-то вязкой сладкой мутью, как рыбы, попавшие в кисель. Мне приходится совершать усилие, чтобы просто связать пару слов, даже мысленно, но нужно говорить. За тело я уже перестал бороться. Отдал ей этот рубеж после того, как она первый раз довела меня до оргазма яростными, неистовыми движениями бедер. Но за свой разум я еще поборюсь.
— Кто — он? — спрашиваю я. — Кто просил меня убить?
Я знаю ответ на этот вопрос. Но сейчас мне просто не придумать ничего другого. Никогда не предполагал, что будет так чертовски трудно найти тему для беседы с девушкой.
— Мастер, конечно же, — она снова выпрямляется. — Он так напуган и рассержен, дорогой. А после того, как ты погубил его волка, и вовсе стал сам на себя не похож. Я ведь знаю его почти сотню лет и никогда не видела таким беспокойным.
— Это он послал оборотня убить Абдуллу?
— Ну а кто же еще? Хотя вот тут я с ним была полностью согласна. Наверное, есть и моя вина в том, что Абдулла стал таким… неуправляемым. Не нужно мне было делать его одним из нас, хватило бы ему и одного ассиратума. Мастер сказал мне, что я плохо разбираюсь в людях, представляешь? Ха! Я в них разбиралась еще тогда, когда его предки даже не заселили тот остров, с которого он родом. Я просто не удержалась. В этом Абдулле было столько силы, столько животной энергии… Но не ревнуй, милый, ты все равно лучше…
Ее губы скользят по моему телу, и я чувствую, как оно подается ей навстречу, повинуясь животному магнетизму. Я очень устал. Надо закрыть глаза и немного поспать. Это ведь не означает, что я сдался. Нет, просто небольшой тайм-аут. Провалиться туда, в темноту и покой, и отдохнуть.
Она впивается в меня ногтями, и в груди у нее клокочет глубокое урчание, как будто кошка медленно вонзает когти в неподвижную добычу.
— Не так быстро, дорогая, куда нам спешить… Давай поговорим еще немного.
Кто-то из античных ораторов учился риторике, пытаясь говорить с набитым камнями ртом. Кажется, Демосфен. Уверен, что этому парню было легче сказать целую речь с ракушками и галькой во рту, чем мне сейчас вытолкнуть из себя эти несколько слов.
Она поднимает лицо и смотрит мне в глаза. Черные густые волосы касаются моего лица и груди, окружая, как мягкие стены темного шатра.
— О чем ты хочешь поговорить, милый?
— Это ты свела Абдуллу и Мастера?
Она вздыхает.
— Какой ты любопытный. И занудный, да. Мне больше нравится, когда ты шутишь.
Она выпрямляется с гримаской досады на лице. Да, вот так. Может быть, обидится и уйдет? Ничего, можно даже не развязывать ремни, спасибо, я сам справлюсь…
— Разумеется, я, — говорит она. — А что еще было делать? Герман был сам не свой от того, что эта девочка, его дочь, умирает. Надо было убить ее раньше, но я все как-то не решалась: сейчас все очень серьезно стали относиться к убийствам. Расследование и все такое. Да и кто мог знать, что Герман откуда-то слышал про Мастера и ассиратум? Я и сама удивилась его осведомленности, когда он разговаривал с тем человеком, Кардиналом. О, я сразу поняла, что этот Кардинал тот еще старый лис! Очень опасный тип. Конечно, мне бы он ничего не смог сделать, но вот найти Мастера ему вполне было по силам. И кто знает, чем бы это могло закончиться? Хорошо, если бы он отдал старика Герману, а если нет? Запер бы его где-нибудь и заставил работать на себя, и как бы я тогда получала свой эликсир? Прикинулась бы больной, чтобы Герман и мне покупал ассиратум за деньги? Или вместе с Вервольфом принялась бы ходить ночью по улицам и ловить прохожих? Надо было заставить Германа прекратить эти поиски, но и идти к нему с ассиратумом самой было бы странно, да и небезопасно. Вот и пришлось привлечь Абдуллу. Это было несложно, так что на следующий день он уже был мой и отправился к Герману с эликсиром для его дочки. Такой глупый! — Кристина снова рассмеялась. — Попросил у Германа миллион долларов. Наверное, не мог представить себе суммы больше. Мастер сначала согласился продавать ассиратум, все-таки это немаленькие деньги, а они сейчас все решают в мире, ведь так? Да и опасность того, что Кардинал будет его искать, таким образом устранялась. А потом Абдулла, к сожалению, вошел во вкус. Этот медицинский центр, этот его доктор, который там сидел и продавал ассиратум, как будто это аспирин какой-нибудь… Я знаю, что он даже воровать ухитрялся, представляешь? Воровал ассиратум и сам его продавал, да еще и прятал запас там где-то у себя. Но Абдулла ничего не замечал, только думал, как бы еще побольше денег заработать. Ну а после того, как он стал похищать людей и убивать их у себя в подвале, стало понятно, что от него нужно избавляться. Жаль, что мы так опоздали с этим. Ну ничего, зато теперь все в порядке, правда? Абдулла умер, девочка Германа тоже скоро умрет, так что ему не придется просить кого-то искать Мастера, а ты, мой дорогой, присоединишься к нам. Я знаю, Мастер будет недоволен, очень недоволен, что я не убью тебя полностью, но уж придется ему с этим смириться. Нам так будет хорошо вместе…
