Ознакомительная версия.
Еще она загрузила под самую завязку посудомоечную машину и тут же рванула в ближайшую дежурную аптеку за антибиотиками и прочей аптечной нужностью…
Познакомился Хохряков с Ларисой на застолье у своих знакомых, отмечавших удачно проведенную коммерческую операцию, с которой он лично соприкоснулся всего лишь участием в нескольких ходках с грузом за рулем арендованного «МАЗа» [1].
От повода отмечаемого за столом, как и Крупская, он был далек, поэтому очень быстро, всего за время нескольких фраз сошелся с этой, с бесиками в глазах, девушкой.
Вначале, просто, от нечего делать. Но уже через час Петра потянуло с огромной силой к ней… под юбку. В переносном, конечно, смысле до некоторых пор. Лариса в начале показалась Хохрякову даже идеалом целомудренности, о чем он уже, впрочем, не помнил на следующее утро.
Ее распущенные длинные, немного вьющиеся и ниже плеч русые волосы разбудили тогда в нем небывалый трепет! Ощущение прикосновения своих рук к этим, неземной нежности, волосам еще долго оставалось на его ладонях и всегда вспыхивало с новой силой при ее появлении рядом.
Петр часто задумывался о том, почему поступает так, по-мужски нечестно, с этой девушкой, влюбленной в него по уши и, в основном, как она говорила, за то, что он так ласково гладит ее по голове, отчего она забывает, одета она в те мгновения или нет…
Петр никогда не спрашивал у Ларисы о том, сколько ей лет. Для себя он определил, что она старше его «всего на несколько». На эту возрастную разницу с очередной подружкой он не обращал внимания впервые в своей жизни и только потому, что близость с Крупской приносила ему новизну в его ощущения своей мужской силы.
Лариса была отчаянно смелой с их первых минут знакомства, и уже к концу первой недели их, ставшими на удивление для Петра, регулярных встреч, он не представлял себе, что к себе в постель сможет в будущем допустить, как ранее флегматичных, холодных или, вообще, фригидных. Он удивлялся своей прошлой неразборчивости и был зол на себя за то, что до своих полных двадцати шести лет еще не знал всего того, что может дать настоящая женщина. Такая, как его Лариска Крупская.
Особенно ему нравилось брать ее с собой в дальние командировки. Вот тогда Крупская действительно становилась, как говорила она сама, настоящей гетерой! [2] И ничуть не обижалась, когда он, упрекая ее в порыве невесть откуда нахлынувшей ревности, твердил, что те гречанки были далеко не только служительницами культа. Казалось, в тех сумасшедших командировках их беспрерывным и продолжительным остановкам на обочинах не будет конца!
Петр тогда не успевал благодарить Создателя за их встречу и еще за Ларискины задор и выдумку, от которых, то их ноги были в волдырях от ожогов крапивы, то все тело, и даже больше, зудело от комариных визитов.
Еще Петру нравилось подолгу гладить свободной от работы рукой ее волосы, когда она укладывалась и засыпала у него на коленях, положив голову под руль. Он тогда, продолжая управлять автомобилем, очень осторожно прикасался и к рулевому колесу, и к кулисе переключения скоростей, чтобы, не дай Бог, не зацепить своим неосторожным движением ее распущенные, чуть вьющиеся локоны…
Размышляя о превратностях судьбы, Петр был твердо уверен в том, что если бы не его очередная встреча с Ольгой, тоже со всей силой и всевозможным разнообразием продемонстрировавшей свои женские чары, он бы навсегда прирос к Крупской. Только за одно то, что эта женщина научила любить и ласкать все свое женское тело без остатка. И еще за то, что Петр именно рядом с ней узнал о том секретном месте, целуя которое, от женщины становилось возможным добиться всего, что угодно!
Да… Петр точно бы связал с Крупской свою жизнь. И даже, не смотря на их разницу в возрасте. Но, как говорится, так, уж, бывает…
Сейчас, большая часть из приобретенных тогда, остававшейся до сих пор ему подругой, Крупской и недоиспользованных им лекарств, перевезенных в новое место обитания, начинала напоминать Петру о том, что ему все-таки придется в эту зиму носить на своей, всегда коротко стриженой головенке хоть что-нибудь из предлагаемого бесчисленными городскими магазинами, рынками и бутиками длинного ряда модных и не очень головных уборов.
Петр вел, как он сам считал, нормальный и совершенно не вызывающий образ жизни. Не бросающийся своей экстравагантностью никому в глаза. Спокойный для ближайшего физического окружения. Не напрягающий нервы у его многочисленных соседей по этажу. И считал, что, продолжая своим поведением радовать хозяйку квартиры, которой, вот уже, чуть более полугода, пользовался на правах квартиранта с подобающими для такого случая прилежностью и домовитостью, он продлевает годы жизни не только у окружающих его людей, но, в первую очередь, и у себя самого.
Иногда ему казалось, что он даже перебарщивает в проявлениях своей правильности! Последние его свидания с Тамарой Григорьевной, исправно приходившей для получения платы за жилье, демонстрировали ее крайнее раздражение сохраняющимся идеальным порядком в остающейся ее собственностью квартире. Более всего ее волновали туфли, вот уже несколько месяцев стоящие своими носками в одну и туже сторону на расстоянии ладони от тумбочки в прихожей и шизофренический, по ее мнению, порядок на кухне, включая внутренность холодильника. А Петру совсем было не трудно все это поддерживать и лишь слегка подправлять перед такими, легко прогнозируемыми ежемесячными встречами.
Вначале их знакомства такой порядок нравился всем без исключения. Часто, когда он не спеша, закрывал входную дверь за хозяйкой, осчастливленной очередной сто долларовой купюрой, было слышно, как она делится с сопровождающими ее всегда в таких случаях родственниками своим впечатлением о «таком примерном квартиранте».
Петр всегда улыбался подслушанному и продолжал старательно радовать Тамару Григорьевну, отлично понимая, что у нее остаются ключи от квартиры и что она всегда может заявиться к нему без предупреждения «за случайно забытыми вещичками».
Но по прошествию шести месяцев это уже продолжало радовать только одного его. Хозяйку квартиры это все сильнее раздражало, отчего она все, более не стесняясь, старалась заглянуть при встрече своему постояльцу в глаза, чтобы увидеть там подтверждение своих самых ужасных догадок о состоянии его психического здоровья.
Петр Хохряков был иногородним. По настоящему. И даже, остающейся по прежнему на своем месте, соответствующей записью в штампе о прописке в своем гражданском паспорте. Хотя это обстоятельство его не волновало, например, так, как многих с кем он был знаком и кого во множестве видел за окном своего рабочего места, он тоже был безмерно рад, когда по радио услышал об изменениях в Административном Кодексе [3] на этот счет.
Своей пунктуальности Петр иногда удивлялся сам. Как и сегодня, когда его отдохнувший за спокойную ночь взгляд уткнулся в циферблат будильника. Сейчас он подумал об этих «умных» часах как о совершенно ненужной вещи в его очередном временном доме. Он, как не старался, не мог вспомнить момент последнего их звучания рядом со своей постелью. Он всегда просыпался еще до их сигнала.
Еще раздражало и то, что он спокойно мог сейчас продолжать спать. Теперь, когда он не в состоянии, наверняка, уже был уснуть, ему предстояло найти занятие на этот появившийся сегодня лишний, подаренный бессонницей, час.
Не долго думая, Петр решил мысленно перебрать свои обязанности по своему основному месту работы. Для того чтобы убедиться в том, что его начальник должен им гордиться, Петру хватило и десяти минут. Это у него, кстати, не в первый раз получалось, благодаря заведенной им системе учета, когда он регулярно, после каждого сервисного обслуживания или ремонта старательно заполнял придуманные им же графы в специально заведенной тетрадке. По прошествию некоторого времени ему, как ответственному за техническое состояние автомобиля, никакого труда не составляло отвечать на любые вопросы а, главное, поддерживать, причем очень экономно, свое рабочее место в исправном и безопасном состоянии. Убедившись, что с управляемым им автомобилем все в порядке и следующее его заглядывание под капот и глубже должно состояться не ранее, чем через семь с половиной тысяч километров пробега, Петр переключился на другое.
Следующие полчаса Хохряков раздумывал о своей второй, тщательно скрываемой от шефа, работе. Точнее, о том, как именно он сможет увеличить свой доход. Раздумывать на эту тему ему тоже понадобилось всего несколько минут, поскольку об этом он думал уже не раз и кроме старого решения в голову сейчас ничего не приходило. Как и ранее, этим утром Петр считал, что успех в этом деле для него не регулируем извне, в том числе, и им самим, а все зависит от воли случая.
Еще в оставшееся время он вскользь подумал о своей последней пассии. Если честно, он не знал даже имени девушки, а ему была известна только фамилия. И то, которую узнал совершенно случайно, подслушав, когда повстречал эту девушку у места ее работы.
Ознакомительная версия.
