— Но у меня, действительно, очень мало талантов…
— Нет, − отрезал магистр, − вы просто настолько глупы, что не отдаете себе о них отчета. Однако же… У вас это что, паштет? Откройте и мне банку, будьте так любезны… Спасибо.
— Ладно, − комиссар, отдуваясь, достал из-под кресла початую бутылку коньяка, − на самом деле мой выбор пал на тебя не только лишь из-за твоих талантов. Как по мне, так ты, Фигаро, − жуткий лентяй, которого я бы и на версту не подпустил к учебникам по метафизике. Тут дело в другом: на всем белом свете есть только пять человек, которым я доверяю и лишь три человека, которым я доверяю безоговорочно. Ты входишь в эту тройку, и только тебя можно сейчас использовать в нашем деле не привлекая внимания. К тому же у тебя есть одно потрясающее качество, которое я лично весьма ценю — ты не тщеславен. В наши дни такое встречается реже, чем девственницы в выпуске Института благородных девиц.
— О… − Фигаро, против воли, покраснел, − я, конечно, благодарю вас, комиссар за теплые слова и все такое… Однако же я слишком хорошо вас знаю: дальше вы расскажете что мне нужно голым прыгнуть в доменную печь или врезать по морде Демону-Сублиматору. Так что, прошу вас, не тяните.
Пфуй улыбнулся, но улыбка тут же сошла с его лица. Он тяжело вздохнул, разлил коньяк по бокалам, намазал паштет на батон и, наконец, сказал:
— Две недели назад в Академии погиб студент. Второй курс.
— Как? — быстро спросил следователь.
— Несчастный случай. Подорвался на собственной шаровой молнии… Давайте помянем, кстати.
Не чокаясь выпили. Фигаро откусил большой кусок батона с паштетом и задумался.
… Шаровая молния была первым заклятьем сопромага которому учили студентов. В Академии ему обучали на втором курсе и, надо сказать, что не существовало во всем мире заклятья более проверенного, опробованного и предсказуемого. Колдуны, особенно молодые, обожали эти яркие плазменные шары; ими было трудно подбить противника в настоящем бою — для этого требовались сноровка и немалый опыт — но они весело искрили, далеко летели, громко взрывались и причиняли огромный ущерб всему, что могло взрываться и гореть (в основном студенческим общежитиям). Способность взорвать кирпичную стену просто взмахнув рукой весьма благоприятно влияла на самомнение студиозусов и крайне впечатляла девиц из других, не-колдовских учебных заведений, да и хулиганы обходили «метафизиков» десятой дорогой: не тебя подпалит, так сам подорвется, скотина эдакая.
Нет, подорваться на шаровой молнии было, конечно, можно, но разве что нарочно. Для того чтобы обезопасить себя при «накручивании» огненного шара требовалось соблюдать одно-единственное правило: тратить на удержание плазмы чуть больше энергии чем на ее разогрев. И все. Так просто, что запомнить мог даже клинический идиот.
Конечно, студенты Академии иногда гибли. Что поделаешь, колдовство — опасная штука. Можно не рассчитать побочный выброс и умереть от эфирной контузии, можно неверно подставить нагрузочные переменные в сложное заклятье и получить незапланированный выплеск энергии в гамма-спектре, можно ошибиться при трансформации и случайно превратить часть воздуха вокруг себя в смертельный яд. Но подорваться на шаровой молнии…
— Где это случилось?
— В Академии, − мрачно ответил магистр. — В тренировочном зале.
Следователь схватился за голову. Это было невозможно, невозможно даже теоретически. Тренировочные залы Академии Других Наук были нашпигованы компенсирующими экранами и контролирующими модулями, полностью защищавшими студентов от любых несчастных случаев. На «стрельбище» можно было без опаски бросить «шарик» даже в голову товарища: тот просто почувствовал бы легкий толчок. Ну, максимум, получил бы легкие ожоги (это становилось возможным когда мощность компенсаторов убавляли при тренировках старших курсов, условия которых были приближены к боевым).
— Саботаж? — спросил Фигаро осторожно.
— Нет, − Пфуй покачал головой, − коды от защиты залов есть только у меня, шефа и вот у него, − он махнул рукой в сторону магистра. — К тому же все изменения автоматически записываются. Нет, защиту никто не трогал.
— Но тогда этого просто не может быть.
— А я о чем говорю! — комиссар сплюнул.
— Я лично просматривал логи. — Целеста поджал губы. — Спонтанный пробой сдерживающей оболочки вследствие эфирной флуктуации. Событие, которое может случиться раз в… Короче, звезды погаснут прежде чем такое произойдет. Но если добавить сюда отказ защиты…
— М-да, − Фигаро хмыкнул и с каменным лицом вытащил из коробки магистра сигару. — Загадка. Но я не понимаю как это все связанно со мной. Из меня квазиматематик как из конского хвоста сабля, а ведь понятно, что здесь работа для специалистов именно этого профиля.
— А ты в этом уверен? — Пфуй как-то странно посмотрел на следователя.
— А есть какие-то сомнения?
Некоторое время комиссар внимательно рассматривал плафон на потолке. Затем резко, без всякого вступления, сказал:
— За прошедшие два месяца погибло пять студентов Академии. Все пятеро — несчастные случаи. — Он порылся в кармане и достал маленький смятый клочок бумаги. — Вот оно. Адам Бернеш — в пьяном виде утонул в реке, куда свалился с дамбы. Руфус Абрамс — задавлен шагающим краном-подъемником на Проспекте Мира. Юрий Карамзин — отравился паленой водкой. Лидия Фен-о-Морр — застрелена в пьяной драке. Ну и Ордо Слуцис, тот который подорвался на шаровой молнии… Как вам, Фигаро, списочек?
— Пока никак. — Фигаро достал из саквояжа новый пакет табаку и принялся распечатывать клеенчатую упаковку (сигару магистра он упрятал в саквояже — на потом). — То есть, это, конечно, странно — пять человек за пару месяцев. Но вы ничего не рассказали о расследовании. А оно, конечно же, было. И, поскольку вы ничего не говорите о его результатах, то, я подозреваю, что таковых просто не было. И все это — несчастные случаи. Странное совпадение, жуткое, но, все-таки, совпадение. Или нет?
— Во-первых, Фигаро, убийство по пьянке — не несчастный случай. — Комиссар назидательно пригрозил следователю пальцем. — Во-вторых — пять случаев за такой срок — уже повод напрячься. Что мы с Целестой и сделали. Эфирные сканирования, чтение аур… Черт, мы даже добились от следствия принудительного чтения памяти у того шулера, что убил Лидию Фен… как там ее дальше. И — ничего. Вообще ничего. Все как есть — несчастные случаи и дурацкие совпадения.
— Но такое…
— Возможно, да. Но что-то не давало мне покоя, − комиссар потер лоб, − что-то… Понимаешь, когда я сам учился в Академии, уже что-то такое случалось. Несколько студентов погибло, потом расследование которое ничего не дало… Была куча слухов по этому поводу, но слухи — дело десятое. Я залез в архивы, стал поднимать документы, копаться в старой отчетности… То, что я нашел, Фигаро, меня ужаснуло. У меня волосы дыбом встали — вон, Целеста подтвердит.
— И… что же это?
— Раз, − Пфуй стал загибать пальцы, − архивы Академии кто-то очень тщательно подчистил. Пропало много бумаг, в основном, карточки студентов. Кто-то перелопатил картотеку и утащил более сотни личных дел учащихся, причем и совсем старых тоже; некоторым бумагам лет двести…
— Тогда откуда вы знаете, что они украдены? И как вы узнали, что именно искать?
— А, вот это хороший вопрос! — комиссар одобрительно хлопнул Фигаро по плечу, отчего тот едва не провалился в пол вместе с креслом. — Молодец… Я попросил Целесту написать сортирующее заклятие — хотел поднять информацию о смертности среди студентов Академии в разные периоды. И вот тогда обнаружились эти дыры в отчетности — так бы я их никогда не нашел. Так вот, Фигаро, каждые тридцать лет учащиеся АДН вдруг начинают очень странно и массово гибнуть. Несчастные случаи. Всегда пачками — человек по десять-пятнадцать. И продолжается это, если я не ошибаюсь, уже более двухсот лет.
Следователь почувствовал, как липкий противный холодок поднимается по спине. Он допил остатки коньяка из бокала, занюхал рукавом и сказал:
