и, поздоровавшись, произнес:
– Господин, есть ли у вас время поговорить с бароном?
– Есть, – сразу согласился кавалер. – А что он хочет?
– Думается мне, он вам хочет дело предложить.
– Дело? Один барон мне уже дело предлагал. Мне не понравилось. – Волков не хотел больше ни с чем подобным связываться, да нельзя отказывать человеку, который ездит в карете с гербом герцога Ребенрее, даже не выслушав его. – А что за дело, не знаешь?
– Не знаю, но думаю, оно будет конфиденциальное.
Хмурый Брюнхвальд стоял рядом, ждал. Кавалер глянул на него и сказал монаху:
– Конфиденциальное. Ну, пойдем, послушаем.
* * *
Барон уже не лежал в кровати, выглядел лучше, и Волков сразу это отметил.
– Рад, что вы идете на поправку, барон, – сказал он, садясь в кресло и беря у слуги стакан с вином.
– Все благодаря вам, кавалер, этот молодой монах на удивление неплохой лекарь, и чтец, и умник, – отвечал фон Виттернауф, садясь в кресло напротив. – Как идет ваша инквизиция?
– Дело закончено, ведьм не нашли. Бабы оклеветали вдову, к которой ходили их мужья.
– Как раз тот случай, когда вдова была веселой, – усмехнулся барон.
– Ну, теперь ей уже не до веселья, получит пять кнутов и ненависть семей, чьим женам палач отрежет языки за навет.
– В общем, всем по заслугам.
– Да.
– Вы не пьете вино, – заметил барон, – ах да, я забыл, вы держите какой-то свой пост.
– Святые отцы решили, что я недостаточно свят для их миссии, наложили епитимью. – Волкову приходилось нелегко, речь барона была изысканна и утонченна – в прошлый раз, когда они посещали его с Брюнхвальдом, барон говорил проще. Кавалер пытался говорить так же.
– Я позвал вас, чтобы поговорить. Вас это не удивило? – начал барон.
– Судя по тому, сколько вы обо мне расспрашивали, это должно было случиться, – заметил кавалер.
– Да, наверное, вы правы. Должно быть, для вас мое приглашение очевидно, – едва заметно улыбнулся фон Виттернауф. – Понимаете, у меня есть одно дело, но…
Он замолчал. И кавалер продолжил за него:
– Вы бы хотели услышать от меня обещание, что ваше дело останется тайной и я никому о нем не расскажу?
– Вы удивляете меня своей проницательностью, – кивнул барон, – именно об этом я и хотел вас просить.
Волков чуть подумал, вздохнул и отпил вина: пост постом, а когда речь идет о серьезном предприятии, можно и нарушить его. И начал:
– Барон, у меня сейчас непростое положение, через неделю я должен выплатить людям довольствие, еще мне нужно будет заплатить за постой в этом трактире, а он недешев. Думаю, что мне потребуется сто монет, а трибунал не собрал в этом городе и пятидесяти. Мало того, я не могу бросить святых отцов и заняться другими делами. Поэтому я не стану вам ничего обещать, вряд ли я смогу помочь вам. Так что лучше не раскрывайте мне своей тайны.
– С вашими делами смог справиться и ваш ротмистр, – заявил Виттернауф. – Охранять попов немудреное дело.
– Да, может быть, но обстоятельства складываются так, что я не могу бросить это дело.
– Я слышал о вас еще до того, как мне рассказал о вас ваш монах. Конечно, я не знал вашего имени, но случай с дуэлью сделал вас известным при дворе принца.
– Боюсь, что эта слава не послужит мне добром, – отвечал кавалер.
– Да уж, известие о смерти Кранкля огорчило принца. Но он умный человек, уверяю вас. Вы, наверное, догадались, что я близок ко двору курфюрста.
– Карета с его гербом стоит во дворе. Нетрудно догадаться.
– Я уполномоченный посол Его Высочества герцога Карла Оттона Четвертого курфюрста Ребенрее.
Волков жестом сделал знак уважения.
– И я, и герцог, и мой друг, канцлер земли Ребенрее Венцель, – продолжал барон, – остались бы вам признательны, кавалер, если бы вы оказали нам услугу. Я наслышан о ваших подвигах и полагаю, что именно вы нам и нужны.
Барон замолчал, ожидая реакции рыцаря.
А вот теперь Волков совсем не хотел оказывать услугу всем этим знатным господам. Подвиги! Нет, что-то не нравилось ему в этом деле. Неужели у такого влиятельного человека, как принц Карл, которого считают вторым в империи, не нашлось желающих оказать ему услугу? Не может такого быть. Нет, хватит с него, за один подвиг он получил пожизненную хромоту и вечную боль в ноге, а за второй папский нунций требовал следствия и устроил ему розыск. Нет, Волков и знать не хотел, что это за дело:
– Дорогой барон, я не могу бросить святых отцов.
– Вы говорили о том, что вам не хватает пятьдесят талеров. Это решаемый вопрос. Моя посольская казна ограничена, но я готов выделить вам деньги.
– Дело не в деньгах. Дело…
Барон его прервал, он уже не был так любезен.
– Кавалер, против вас ведется дознание в Ланне, бургомистр Фёренбурга мечтает колесовать вас на площади. Не думаю я, что в вашем положении следует отталкивать руку дружбы. Тем более что услуга будет вознаграждена.
– Против меня ведется дело в Ланне, и магистрат Фёренбурга хочет видеть меня на своей площади именно потому, что я в свое время не оттолкнул такой руки, которую вы мне теперь протягиваете. – Волков встал, передал бокал с вином слуге. – Пока я не могу принять вашего предложения, барон. Я служу Святому трибуналу.
Он поклонился и пошел к двери, а Виттернауф только кивнул в ответ, явно недовольный переговорами.
Волков шел к себе и надеялся, что следующее дело инквизиции даст ему денег, чтобы полностью расплатиться с людьми ротмистра. И не придется оказывать услуги, за которые ему будут благодарны столь влиятельные нобили.
– Тепло совсем уже, – говорил отец Иоганн, оглядывая собравшуюся толпу. – Ветер южный.
– Так дело уже к Пасхе пошло, – отвечал ему отец Николас, – скоро Великий пост. Надобно до него поесть как следует, а то когда еще разговеешься.
– Надобно, надобно, – кивал отец Иоганн и улыбался, сообщал доверительно: – Поедим, братия. Сегодня после экзекуции и поедим. Я просил трактирщика жарить нам поросенка.
При слове «поесть» взгляд бледного отца Ионы загорелся. Он все еще хворал нутром, похудел, пил капли и кутался в рогожу, хотя ветер был теплый, но отведать поросенка не отказывался. А что ж, дело сделали, виновных нашли, осудили, самое время для трапезы.
– Поросенка – это хорошо, – кивал он, – с горчицей и медом очень хорошо.
– Именно, именно, – соглашались с ним святые отцы.
А народу на площади собралось уже столько, что солдат на все не хватало – именно для этого святые отцы и возили с собой такое количество, в остальные дни
