питания.
Я прокралась вниз по кривой лесенке, почти уверенная, что один из моих черных каблуков вот-вот застрянет в старой древесине. Мой наряд – каблуки, маленькое черное платье – был рассчитан на то, чтобы застать Роана врасплох. Помада ягодного цвета, мерцающая пудра на щеках, небольшое декольте, открытые ноги. Классическая ловушка для мужчин.
Лестница привела в каменное помещение, освещенное пламенем свечей. Их отблески плясали на древнем каменном полу. От главного круглого зала расходились туннели, битком набитые посетителями, как и основное помещение.
Я огляделась, стоя у входа. Народ бок о бок сидел за круглыми, вытертыми от времени деревянными столиками, ел хлеб с сыром и пил красное вино. На каменных стенах под фонарями висело что-то вроде геральдических щитов. Здесь я сразу почувствовала себя непринужденно, в ушах зазвенел гул десятков разговоров.
Однако толпа показалась странной. Несколько пожилых мужчин и женщин, кучковавшихся по три-четыре человека. За одним столом разместились трое самых огромных людей, которых я видела в жизни: у каждого руки толщиной с мое туловище. Куда бы ни посмотрела, я замечала что-нибудь необычное: женщину в костюме графини елизаветинских времен, с кроваво-алыми драгоценностями и кружевными оборками. Невысокого волосатого мужчину в расстегнутом жилете на голое тело. Столик с детьми – ни один из них не выглядел старше двенадцати. Гибких, потрясающе красивых женщин с идеальной кожей в полупрозрачных одеяниях, не оставляющих простора воображению. Развалившегося на старом клавесине у стены кота в горгере [31] времен короля Якоба.
В своем маленьком черном платье я вдруг почувствовала себя одетой неподходяще. Даже кот выглядел изысканнее.
Роана нигде не было видно.
Я шагнула вглубь помещения, и свечи померкли. В гаснущем свете я увидела совсем других посетителей. Кожа гигантских мужчин посерела и потрескалась. Глаза графини вспыхнули красным, под стать ее драгоценностям. Из спин детей выросли полупрозрачные крылышки.
Я моргнула, видение исчезло, и все опять стало нормальным. Если можно считать нормальным прежний вид посетителей… «Что ж, Кассандра, у тебя явно едет крыша».
Потрясенная, я внимательнее присмотрелась к щитам на стенах. В пляшущих отблесках свечей виднелись фениксы, травы, вороны, скорбящие горлицы. На одном щите рисунок стерся. А когда я взглянула на щит, висящий с краю, сердце сжалось: на нем был изображен человеческий череп под голубой линией воды. Как на татуировке Джеммы.
Встревожившись, я подошла к одному из туннелей в поисках свободного места за столиком, где можно сесть спиной к стене, чтобы зал оказался как на ладони. Но везде оказалось занято. Я посмотрела в сторону бара. Бармен облокотился на старый дубовый прилавок перед старыми винными бочками.
Я нахмурилась. Тут только один путь к отступлению – вверх по шаткой старой лесенке. Не лучший вариант, если придется сматываться. Я даже подумала уйти и подождать Роана снаружи, на улице.
Да пошло оно всё… Рискну. Я пошла к бару, сжимая маленькую сумочку. Ведь бармены всегда что-то знают, правда?
По пути краем глаза я по-прежнему замечала что-то странное. Промельки красок, звуков и запахов, которые появлялись словно ниоткуда, – рябиновый аромат, сорочий стрекот, лица, напоминающие морды животных… Как на вечеринке в Хэллоуин – за исключением того, что видения исчезали, когда я поворачивалась посмотреть.
Графиня заметила, что я пялюсь на нее, и бросила на меня яростный взгляд. Я подошла к стойке, отодвинула табурет и уселась рядом с подростком, которому явно было не место в баре. Его ангельское личико обрамлял нимб светлых кудрей. Присмотревшись повнимательнее, я заметила у него под черной запыленной курткой порванную футболку с рисунком – глаз в треугольнике – и надписью «Никому не верю». Класс. Сторонник теории заговора. Такие обожают агентов ФБР.
Над парнем витало облачко марихуанового дыма, полуприкрытые глаза покраснели.
– Ну, давай, приятель, – подросток забарабанил пальцами по стойке бара. – Я реально умираю с голоду, Лерой!
– Нет, – бармен спокойно наблюдал за ним из-под экстравагантных серебристых бровей, протирая бокал полотенцем.
Вывеске над входом на вид несколько сотен лет, и здесь до сих пор работает кто-то по имени Лерой – как такое возможно? Или на работу принимают только людей с таким именем?
Лерой перевел взгляд светло-голубых глаз на меня:
– Чем могу помочь, мисс?
Я оглядела винные бочки: кларет, мальвазия, верде… Я ничего не смыслила в винах, но названия показались старинными.
– Бокал кларета, пожалуйста.
Лерой повернулся к кранам у себя за спиной и наполнил бокал золотистым вином – такого цвета я никогда не видела.
– Разве кларет не должен быть красным? – спросила я.
Бармен покачал головой:
– Этот кларет – нет. – Он пододвинул мне бокал. – Четыре с половиной фунта.
Я достала из бумажника пятифунтовую купюру и положила на стойку.
Сидящий рядом подросток сунул руку в карман и вытащил пригоршню монет и клочки какого-то пуха:
– У меня есть деньги, Лерой.
Тот взглянул на кучку мелочи, с отвращением фыркнул и повернулся к нам спиной.
Я снова посмотрела на подростка. Из-под тонкой запыленной куртки торчали лопатки, джинсы все в грязи. Может, он и наркоман, но мое сердце кольнуло от жалости.
– Лерой? – позвала я.
Он обернулся, приподняв брови.
– Я хотела бы заказать что-нибудь поесть для моего друга.
Он нахмурился.
– Вы платите?
– Да. – Я прищурилась и сердито стиснула зубы из-за такого безразличия бармена к голодному пареньку.
– Сегодня твой счастливый день, Элвин, – сказал Лерой. – Что закажешь?
Элвин посмотрел на меня, и я чуть не свалилась с табурета: на мгновение его глаза стали оранжево-желтыми, как пламя, а потом вернули себе обычный карий цвет. Он широко улыбнулся и продемонстрировал ослепительно-белые зубы. Как бы тяжело ему ни приходилось, этот парень явно чистил зубы три раза в день.
– Спасибо, приятель. Сырную тарелку с бри, камамбером и конте. И не надо класть грюйер, думая, что я не замечу. Я всегда все замечаю, Лерой. Всегда. А у конте должен быть настоящий ореховый привкус, не забудь.
Лерой вздохнул:
– Это всё?
– Нет, – продолжал ангелочек. – Еще хлеб и соленые огурчики. И ягненка с картофельным пюре и йоркширским пудингом. Спасибо, дружище.
Лерой взглянул на меня и усмехнулся. На секунду у меня отвисла челюсть от такого невероятно большого заказа. Но что делать, черт возьми? Он голоден, и к тому же не по возрасту разбирается в сортах сыра.
Лерой довольно выгнул бровь, словно намекая: «Я же говорил».
– Двадцать три фунта двадцать центов.
Я кивнула Лерою и выложила на стойку двадцать пять фунтов. Юный Элвин сегодня вечером не останется голодным. Как знать, может, он заберет недоеденное с собой… Лерой пожал плечами, записал заказ на листок и постучал
