— Зарабатывать? — удивился Андрей. — Куда же ты пойдешь зарабатывать? Как? Разве ты умеешь что-нибудь делать?
Ляна прекратила рыдать и медленно подняла голову. По ее пылающим щекам еще катились крупные слезы, но глаза уже горели сухим пронизывающим блеском.
— Ты, наверное, забыл, — я цыганка! — сказала она ледяным тоном, от которого Андрей поежился, словно на него только что вылили ушат студеной воды. — Зарабатывать деньги я приучена с детства. Вполне возможно, что могу и не меньше тебя заработать.
— Обманом, что ли? — не удержался Арсеньев и тут же пожалел об этом.
Девушка гордо выпрямилась.
— Почему обманом? Разве рассказать человеку о том, что ждет его в будущем, это обман? Пусть знает, если хочет. Если не боится.
— Ты действительно веришь, что знаешь больше других?
— Каких таких «других»? — уже рассеянно спросила Ляна.
— Ну, больше меня, больше моей матери, других людей…
— Да, да, я уверена, — словно не понимая, в чем именно она «уверена», машинально ответила девушка и тут же вскрикнула:
— Чемодан!!! Где?!! Где наш чемодан?!! Господи! Чемодан!!! Наш чемодан! Неужели я больше никогда не увижу его?! Неужели он потерялся?! Там же все!!! Все!!!
Ляна была в отчаянии. Андрей метнулся из комнаты и через минуту вошел с большим чемоданом в руках.
— Этот?
Девушка подбежала к Арсеньеву.
— Этот, — ответила она, облегченно вздохнув. — Андрюша, ты даже не представляешь, что он для меня значит.
Она ласково погладила истертую шершавую кожаную поверхность.
— Не потерялся, слава богу.
— Пьетро оставил его здесь. Тяжеленный, словно кирпичами набит. Я поставил в чулан. Не таскать же ему такую тяжесть по всему городу, — начал пояснять Андрей и осекся.
При упоминании об отце Ляна вновь разрыдалась.
— Пьетро! Я убила его! Отец! Миленький! Прости меня! — причитала она.
Арсеньев с недоумением смотрел на девушку и удивлялся.
«Убила Пьетро, говорит. Просит прощения. За что? А пропажи чемодана испугалась почти так же, как смерти своего отца. Странная она все же», — с сочувствием подумал он.
Ему было нестерпимо жаль Ляну. Он смотрел на ее вздрагивающие от рыданий плечи и понимал, что она осталась совсем одна, если не считать Мариулы, которая так стара, что почти уже покойница.
Глядя на страдания девушки, Андрей мучительно размышлял, как бы отвлечь ее, и ничего другого придумать не смог, как спросить:
— А почему ты так испугалась, когда подумала, что чемодан потерялся?
Ляна посмотрела на него долгим нежным взглядом и ответила:
— Потому что в этом чемодане твоя жизнь и жизнь моих будущих детей и внуков.
Арсеньев почувствовал, как холод закрадывается к нему под рубашку.
Прошло несколько дней. Цыгана Пьетро похоронили. Ляна больше не плакала, но была молчалива и грустна. В больницу, как Андрей и обещал, они ходили каждый день. Передавали фрукты, узнавали о здоровье Анны Сергеевны и Мариулы и уходили.
Наконец настал день, когда Андрей решил, что пора снимать «карантин».
— Ты уверена, что не расплачешься? — пытал он Ляну по дороге в больницу.
— Уверена, — печально вздыхала та.
И действительно, девушка держалась на удивление мужественно. Она стремительно впорхнула в палату с обычной улыбкой на устах и тут же весело защебетала:
— Здрасте, Анна Сергеевна. Как ваше здоровье? Ой! Бабуля, как я соскучилась. Этот противный карантин. Из-за него мы столько дней не виделись. У нас все чудесно, все в порядке. Как ты себя чувствуешь?..
Мариула пристально смотрела на внучку, не разделяя ее нарочитого веселья.
— Где Пьетро? — строго спросила она. — Почему его нет с тобой?
Ляна на секунду смешалась, но быстро нашлась, равнодушно повела плечами и спокойно промолвила:
— А отец поехал догонять табор. Ты же сама понимаешь, что на такое длительное время он не может бросить свою семью. Передал привет, сказал, чтобы я поцеловала тебя за него…
Вытянув трубочкой губы, Ляна наклонилась ко лбу старухи, но та схватила девушку за щеки и пытливо заглянула в ее глаза.
— Поцеловать меня просил?
— Да…
Девушка чмокнула Мариулу куда пришлось и хотела вырваться из ее хватких рук, но старая цыганка не отпускала ее.
— Бабушка, как ты себя чувствуешь? — растерянно спросила Ляна.
— Помираю я, — проскрипела старуха неожиданно грубым, почти мужским голосом. — Уже б давно померла, да нельзя. Потому крепилась. Тебя дожидалась.
Ляна испуганно посмотрела на бабку.
— Что ты? Что ты такое говоришь? — еле слышно спросила она.
На самом-то деле ей казалось, что она прокричала эти слова, но язык одеревенел и перестал повиноваться. Помутневшие, чужие глаза старухи пытливо сверлили Ляну, и ей было неуютно и даже жутко от странного немигающего взгляда Мариулы.
Она старалась спрятаться от этого полумертвого, но все еще проницательного взгляда, отвернуть лицо в сторону, но Мариула словно загипнотизировала ее, и Ляна не могла отвести своих испуганных глаз от этого и цепкого, и безжизненного взора.
Ей вдруг сделалось страшно, захотелось, чтобы бабушка не молчала, чтобы сказала что-нибудь, но Мариула смотрела и безмолвствовала, и в душу Ляны от этого взгляда прокрадывался ужас. Казалось, заглянула старая Мариула в самые тайники сознания своей внучки уже с того неведомого света.
Наконец, она отпустила трепещущую Ляну и, тяжело откинувшись на подушку, скорбно произнесла:
— Нет больше на свете моего Пьетро. Теперь я точно знаю — нет его.
Анна Сергеевна и Андрей застыли от неожиданности в тех позах, в которых их застало заявление старой цыганки. На их лицах были написаны удивление и страх.
— Что ты, бабушка… — неуверенно начала возражать Ляна.
— Не лги мне! — грозно перебила ее старуха. — Я точно знаю теперь, что это так. Мой Пьетро мертв… И моя жизнь вот-вот оборвется. Ложью своей ты только отяготила мою участь. Нелегко! Ох! Нелегко сдерживать натиск смерти. Из-за тебя я вступала в борьбу с ней. Вот она стоит, алчно смотрит на меня, понимая, что не буду я более ей сопротивляться.
Она нарочно сказала эти слова по-русски, потому что была сердита и на Андрея, и на Анну Сергеевну за то, что скрыли они от нее смерть ее единственного сына Пьетро.
— Андрюша, милый, позови скорей доктора, у нее бред начался, — украдкой шепнула Анна Сергеевна на ухо сыну.
Арсеньев опрометью кинулся из палаты. Мариула обреченно посмотрела ему вслед и печально сказала:
