— Напрасно…
Вдруг она успокоилась. Безумство исчезло из ее глаз, и они сразу же засветились обычной ее проницательностью.
— Ляночка, сядь поближе. Я должна успеть сказать тебе самое главное, — понизив голос, уже на своем родном языке попросила Мариула.
Ляна послушно придвинула стул к изголовью старушки и наклонилась к ее лицу. Та благодарно погладила руку внучки.
— Они не должны это слышать, — пояснила старая цыганка, кивнув в сторону Анны Сергеевны.
— Простым людям мои слова покажутся сказками, бредом. Но мы же с тобой знаем, что существуют невидимые силы, управляющие всем в этом мире. Людям трудно согласиться с тем, что они всего лишь безвольные марионетки, которые передвигаются, смеются, плачут и даже желают по воле этих сил. Да, да, и желают тоже, — твердо повторила Мариула, заметив протест в глазах внучки. — Желания людей сродни желанию младенца, который еще секунду назад даже не подозревал о существовании яркой звенящей игрушки, но увидев, теперь уже бьется от нетерпения обладать ею.
— Как же так, бабушка, ты же сама говорила, что мы можем менять нашу судьбу, — увлекшись, громко воскликнула Ляна.
— Тсс! — поднесла к губам палец Мариула. — Об этом нельзя кричать. Силы эти не любят шума. Говорила и сейчас могу повторить: любой человек способен изменить свою судьбу без всяких волшебных книг, но для этого нужна сила необычайная, а чтобы иметь такую силу, необходимо иметь еще большую веру. Нет, не религиозную, глупую, беспрекословную веру я имею ввиду. Я говорю о нашей внутренней вере, которая подспудно живет в каждом человеке и руководит его поступками. Эта вера — прежде всего мысль. Главная сила человека — это его разум. Действие никогда, не будет сильным, если оно подкреплено слабой мыслью. Но человек глуп и нескладен в своих мыслях, а потому от силы этой чаще всего происходит одно зло.
— Бабушка, но ты же сама столько лет растила в себе эту силу. Ты же боролась!. Ты же презирала власть того, что люди называют судьбой! — едва не плача закричала Ляна.
— Да, именно потому и признаюсь тебе сейчас в своем невежестве. Я столько прочитала книг. Я всю жизнь посвятила служению людям. Лечила их, старалась сделать счастливыми, уберечь от бед и напастей, но все оказывалось напрасным. Все не стоило усилий.
Если смысл моей жизни был в том, чтобы очередная ревнивая жена узнала, изменяет ли ей муж, или удовлетворилось очередное человеческое любопытство, заглянув в то, чего избежать невозможно и о чем и так по прошествии времени будет известно, тогда я выполнила свое предназначение.
Но не думаю, что в этом смысл моего существования. А в чем? Я пыталась решить для себя эту задачу, и вот перед лицом смерти признаюсь тебе: в этой жизни мы как слепые котята — пищим, тычемся, ищем какую-то правду, какую-то идею, а упираемся лишь в собственный эгоизм, подкрепленный и мыслью нашей и идеей.
Не в силах мы предвидеть, что будет с другими людьми, после исполнения наших желаний даже тогда, когда якобы жертвуем своей жизнью ради других, потому что жертвовать жизнью ради других — это тоже наше желание, а нужно ли это другим, решать не нам и уж, конечно, и не самим другим.
Ляна, девочка моя, покорись судьбе, не повторяй моих ошибок. Твоя сила больше моей, а значит, и последствия будут страшней. Я знаю, ты хочешь спасти этого парня, ты уже влюблена в него, но побори эгоизм, удержись, смири гордыню, не вступай в борьбу с высшими силами. Они безжалостны в своей справедливости. Нам не постигнуть их законы. Пока человечество тратит лучшие умы на то, чтобы нарушать эти законы. Понять же суть их не удалось никому.
Ляночка, деточка, умоляю, не добавляй песчинку своего разума к горе человеческой глупости, устремленной своей вершиной в заоблачные выси. Беги отсюда, догони наш табор. Только там ты сможешь быть счастливой. Выходи замуж, рожай детей и гадай только лишь затем, чтобы заработать на пропитание, не преследуя никаких других целей. Иначе…
Старуха замолчала внезапно, так и не сообщив, что будет «иначе».
Ляна грустно покачала головой.
— Поздно, бабуля, я уже не могу его бросить. Да ты и сама говорила, что если судьбе будет угодно, она сведет нас. Вот она и свела. Почему же я должна идти против своей судьбы? Ты же только что сказала, что ничего в этой жизни не поняла. А ничего понимать и не надо. Надо просто жить и радоваться этому миру, воспринимать его таким, какой он есть, и не стараться его исправить. Не мы его создали, не нам его и менять.
Мариула печально улыбнулась и закрыла глаза. Ляна видела, что силы ее на исходе, но старуха упрямо шевелила губами, издавая с трудом различимые звуки:
— Хорошо, пусть будет так, как ты решила… Вижу, тебя не переубедить. Но знай, медальон теперь на мужчин надевать нельзя. Только женщина теперь может спасти наш род. Ни мужу, ни сыну, ни внуку не надевай этого медальона. Об остальном узнаешь из моих книг, но еще лучше будет, если ты их сожжешь.
— Как можно, бабушка? — вскрикнула Ляна. — Как ты не боишься о таком говорить?
Мариула безнадежно махнула рукой.
— Если, внучка, захочешь, — прошептала она таким тоном, словно с трудом заставила себя сделать это сообщение, — твой будущий муж будет жить… Но офицерика уже не спасешь… Не спасешь…
Сказав это, утомленная своим монологом, Мариула почувствовала, что выполнила долг до конца. Казалось, и правда, необходимость сообщить внучке страшную весть и дать ей последние наставления — единственное, что еще удерживало древнюю цыганку на этом свете.
Когда тихий шорох ее слов, в которые внимательно вслушивалась Ляна, умолк, Мариула закрыла глаза. Дыхание ее стало едва заметным, и девушке показалось, что оно прекратилось вовсе. Ляна испугалась и закричала:
— Бабушка! Бабуля! Родная! Не молчи! Скажи мне что-нибудь!
Старая цыганка, сделав последнее усилие, еле слышно простонала:
— Прощай, милая, поцелуй меня последний раз. Дай — и я тебя поцелую.
Ляна подставила старушке губы, но та чмокнула ее в розовую щечку, отвернула лицо в сторону и тихо испустила последний вздох.
В тот миг, когда перестало биться ее больное сердце, на лице впервые за много, много лет появилась легкая просветленная улыбка, словно старая женщина радовалась, что долгий, тернистый и трудный путь ее на земле закончился.
Такой ее Ляна и похоронила. Такой она навсегда и осталась в ее памяти.
Мариулу похоронили рядом с Пьетро.
«Вот и все… Прощай, Мариула, прощай, Пьетро. Нет больше вас, которых любила я и которые любили меня. Теперь я совсем одна на этом свете», — скорбно думала Ляна, сидя прямо на земле у двух свежих холмиков земли.
