— Почему вы мне об этом рассказываете? — Славка остался равнодушен.
— Потому, что сам хочу разобраться. Каким мой друг был раньше, и каким стал сейчас… разные люди. А ведь Кам неплохой человек. Я знаю. Мы знакомы лет девяносто. Но прежде он никогда не позволял себе ничего подобного.
— Просто я для него пустой звук. Дочь он спрятал, а мне всучил «изделие». Интересы семьи соблюдены.
— Ты не прав. Тогда бы он не стал дарить Вейе семейную реликвию, благословляя ваш брак. На Мениоле даже отпетые мошенники такими вещами не шутят. Это святое, как крест нательный. Нет, молодой человек, ты для него не пустой звук. И по-своему он тебя любит. Просто для его неблаговидного поступка имелась очень серьезная причина. Поверь, это так.
— Но это ничего не меняет.
— Пусть, я и не уговариваю тебя возлюбить Кама. Но я переживаю за Вейю. Девчонка-то по большому счету не виновата. Ее ведь просто поставили перед фактом. Пока ты лежала в больнице, произошло то, это и вот это. Ты думаешь генерал не знал о твоих подозрениях? Знал.
— Почему же он позволил Вейе играть на гитаре, а Изеле от чистого сердца поприветствовать нас? Или же зачем он привез в то утро Вейю в образе Изелы?
— Полагаю, он предоставил Вейе выбор поступить так, как она считает нужным. Ей ничто не мешало сгладить острые углы. Например: «А Изела просто дурочка, всегда кривляется». Разве не так? Ты бы принял такое объяснение. А по поводу гитары… тоже можно сослаться на женский каприз. Не хотела играть и — все. И это еще не самый страшный женский каприз. Логично?
— Логично, — Новиков тяжело вздохнул.
— Но Вейя не стала врать. Потому, что она не собиралась строить свою личную жизнь на лжи. Она действовала по принципу: «Горькая правда лучше сладкой лжи». В итоге мы имеем то, что имеем. Два влюбленных голубка едва не замерзли насмерть, лишившись конечностей, Изела опечалена, с генералом Камом никто кроме меня не разговаривает. Генерал Сотан не в счет. Он не в курсе событий.
— А где Вейя? — неожиданно для себя спросил Славка.
— В соседней палате. До сих пор рыдает. Отец хотел навестить ее, но дочь не пожелала с ним разговаривать. Эх, — Чижов лишь развел руками и поднялся на ноги. — А ведь она не ушла в теплый и уютный дом, осталась замерзать рядом с тобой. Неужели это ни о чем не говорит? Любит она Славу Новикова, искренне любит, беззаветно. И я думаю, что ее чувства для тебя не пустой звук.
— Почему вы заступаетесь за нее?
— Это ты из любопытства спросил? — Чижов усмехнулся. — Мои чувства к ней сродни отеческой любви. Она единственный человек кого я всегда рад видеть. Вот и представь, каково мне было понять, что с Земли прилетело «изделие», а не моя умница Вейя. Но потом я успокоился, увидев ее с медальоном.
Доктор направился к выходу.
— Я зайду чуть позже, — уведомил он на прощание. — А сейчас придет Изела и покормит тебя, если ты сам не сможешь. Я прихватил из дома земную ложку, полагаю, так будет удобнее.
— Спасибо, доктор.
— Не за что, молодой человек. Лишь бы урок пошел впрок. Рановато твоя душа собралась в путь на собеседование с апостолом Петром. Поживи еще.
Вернувшись в смотровой кабинет, доктор Чижов сел за стол и погрузился в раздумья, предварительно попросив Изелу накормить строптивого пациента. Девушка с радостью помчалась выполнять поручение. Еще бы!
Раздумья Николая Павловича прервало уведомление о срочном вызове. Посреди кабинета возникла голограмма генерала Кама.
— Ну, как? — директор разведуправления казался спокойным. Но это лишь бутафория.
— Как? — Чижов хмыкнул. — Да никак! Все обижены. Доверие подорвано. А получится ли восстановить утраченное доверие — не знаю. Тебя я выгораживать не стану, сам себя выгораживай. А вот Вейю не дам в обиду.
— Ладно хоть так, — генерал вдруг сник.
— Ничего другого не обещаю.
Кам закивал головой, голограмма исчезла.
Поднявшись на ноги, Чижов выглянул в коридор. Печальная Изела уже сидела за секретарской стойкой.
— Что такое? — участливо поинтересовался Чижов.
— Он сказал, что будет кушать самостоятельно, — девушка скривила губки.
Николай Павлович невольно усмехнулся и отечески положил ладонь девчонке на плечо.
— Не переживай, перебесится.
— Самой главное, что у него действительно получается кушать самостоятельно.
— Это ж замечательно. Радоваться надо. Или ты хочешь чтобы парень был беспомощен, как грудной младенец? Хочешь понянчиться?
— Нет, пусть лучше выздоравливает.
— То-то и оно. Ох, девочка, девочка. Помешались на парне…
Чижов вернулся в кабинет и вновь погрузился в раздумья. События прошлых дней не выходили из головы. И особенно беспокоила загадка о необходимости использования «изделия». Мало информации. Как же решить этот ребус?
Раздумья доктора Чижова вновь прервали. На сей раз отвлек приятный голосок секретарши:
— Николай Павлович, к вам посетитель.
— Ему назначено?
— Нет, но он утверждает, что вы знакомы. Его зовут капитан Ликс.
Доктор даже вскочил на ноги от неожиданности и от переизбытка чувств.
— Он ведь майор, — возразил врач. — Мой сослуживец.
— Я не знаю, Николай Павлович, но он представился именно так.
— Проси, Изела, проси, дорогая, — Чижов направился к двери встречать гостя.
В кабинет вошел улыбающийся и очень довольный бывший командир дисколета № 32064. Ликс не скрывал восторженных чувств и тут же крепко обнял друга.
— Ну, здравствуй, голубчик. Почему так долго не заглядывал? А? Забыл старика? — Чижов стал походить на капризного пенсионера.
— Доброе утро, доктор. Нет, не забыл. Что вы? Устал, рутина замучила. Самонон — Мениола, Самонон — Мениола. И так до бесконечности и до тошноты. Вчера прилетел. Три дня отдыха, потом снова в путь. Как поживаете?
— Неплохо, — хозяин кабинета усадил гостя на мягкий стул. — А ты, вижу, не очень доволен жизнью?
— Ну почему? По большому счету доволен.
— Когда свадьба?
— Летом. Зимой что-то не хочется.
— Логично. Домочадцы здравствуют?
— Благодарю, все живы и здоровы. Даже новые добавились. Особенно будущая теща отличилась. Я бы сказал, она ведет очень активный образ жизни.
Николай Павлович нехотя рассмеялся и присел напротив друга.
— Привыкай, дружок, сам напросился.
— Спасибо за утешение. На Самононе я отдыхаю душой.
— От тещи?
— Ага. Но ничего, поженимся… ненаглядная спит и видит, как бы поскорее отпочковаться от маминой юбки.
— Ох, молодежь, молодежь…
