Молодой человек отвел корабль от тайного аэростата.
— Как вы узнали, что это Пишенетт? — недовольно осведомился он.
Будучи ярым почитателем его отца, он мог бы догадаться и сам.
— Стиль, мой маленький Мартино. Стиль.
Они вошли в облака, и стало темнее. По стеклам рубки и палубе хлестал дождь. Окружающая серая пелена окунула следователя в лунную атмосферу Далиборки.
Он вспомнил каждое слово спора между Барнабитом и Баньши. Перед его глазами стояли силуэты двух колдунов, склонившихся над таинственным ларцом и говоривших о доме на улице Старошкольска…
К его лицу внезапно прилила кровь, когда он установил связь между своим воспоминанием и загадкой, заданной Роземондом в задней комнате «Двух саламандр».
— Э-э-э… Я должен вам кое-что сообщить, — промычал он.
— Откровение туда и откровение обратно? Вы меня балуете!
Но теперешняя атмосфера не располагала к веселью. Черты Роберты суровели по мере того, как Мартино пересказывал ей сцену, невольным свидетелем которой стал, когда неделей раньше был прижат к потолку Башни голода.
— Роберта, вы считаете это важным?
По мрачному взгляду, который она ему адресовала, он понял, что эта история с крошащейся глиной была действительно важной. Он предпочел вернуться к роли немого пилота и без малейших трудностей вернул Альбатрос в ангар. Корабль вновь застыл в сухом доке. Тридцать семь винтов замедлили ход и остановились. Мартино отдал ключ Альбатроса Роберте, и та спрятала его в глубинах сумочки.
Начиналась ночь. День был долгим. Роберта устала. Но ей надо было срочно поговорить с Грегуаром. Она попросила высадить ее у дома Роземонда после быстрой езды в сопровождении колотящего по капоту дождя и скрипа «дворников».
Перед расставанием она сказала молодому следователю:
— Встретимся в чайном салоне пагоды Исторического квартала завтра в полдень. А пока об этом никому ни слова.
Оставшись один и положив руки на руль, Мартино глубоко задумался. После нескольких минут полной сосредоточенности он спросил у духов, которые, быть может, роились вокруг:
— О чем же я не должен говорить?
Он по-прежнему не знал, что означало Он, или Ему, или об этом и что такого ужасного скрывалось в доме с улицы Старошкольска. Духи не помогли, ибо ни один из них не просветил его.
Чуть ранее двое мужчин, стоявших на колокольне собора, выступавшей из лагуны, наблюдали за сушей. Раньше Мюнстеркирха имела две башни. Но несколько лет назад баржа снесла младшую сестру. Наблюдатели были одеты в разноцветные наряды, которые показались бы клоунскими жителю Базеля: широкие шаровары в желто-синюю полосу, пиджак с вышитыми галунами, цилиндры для защиты от тропического солнца. У одного за поясом висела сабля, а у второго на животе — два револьвера.
— Не жарко.
— Ага. Сейчас бы глоток рома.
— Только не во время вахты. Хозяин не шутит с такими делами.
— Вернее, хозяйка! Быть под началом у бабы… Чего не увидишь.
— Ты-то как раз ничего и не видел, — рявкнул второй, опустив бинокль. — Ты не видел ее, когда надо сражаться. Чистая львица. Ни один из нас так не владеет саблей, как она.
— Ладно. Увидим в бою.
Они вновь вернулись к наблюдениям.
— Это что за штука? — спросил скептик.
С неба к городу спускался корабль с лесом мачт без парусов. Он опустился до воды и исчез за башнями административного квартала.
— Похоже, корабль…
— Летающий корабль.
— Может, мир здесь вверх тормашками?
— Пока нет. Но начало неплохое.
Пагода некогда украшала Кью Гарденс, бывший ботанический сад в пригороде древнего Лондона. Его создала в 1762 году принцесса Августа, мать Георга III. Задолго до Великого Потопа конструкции сада разобрали, пометили этикетками и отправили на склады Уэльса. Сады, как и большая часть Великобритании, исчезли под водами несколько лет спустя.
Ящики отыскали декораторы графа Палладио. Но пагоду восстановила королева цыган, поместив ее в Историческом квартале, удалив один этаж из прежде существовавших одиннадцати. Вход в нее охранялся двумя бронзовыми венецианскими статуями. Чайный салон располагался на четвертом этаже. На фронтоне можно было прочесть:
БОГИ ЛЮБЯТ НЕЧЕТНЫЕ ЧИСЛА
Роберте очень нравился вид, открывавшийся из чайного салона. Цыгане работали на лесах улицы Парижа, несмотря на плотные струи дождя. От пагоды в разные точки квартала расходились тросы. Они обеспечивали натяжение театрального тента, похожего на гигантский зонтик. Крылья ветряных мельниц, установленных на крышах, крутились, не останавливаясь.
Мартино сжимал руки. Роземонд рисовал па, которые они только что исполнили с Робертой на улице Мехико, и с точностью хореографа записывал возможности их воплощения. Официант принес чай. Колдунья восхищенно воскликнула:
— Фу-шон… Он намного превосходит дарджелинг из Савоя. — Она разлила чай по чашкам, двигая кистью и высоко подняв локоть. — Во времена Палладио цыганам поручалась самая грязная работа. Сегодня они управляют кварталом, их принимает муницип и… — Она попробовала чай, оттопырив мизинец. — Хм! Они наилучшие импортеры этого продукта. Давайте, Мартино. Перескажите нам свое приключение в Далиборке.
Роземонд отложил в сторону записную книжечку и выслушал следователя, не прерывая его, хотя Роберта вечером уже пересказала ему все.
— Барнабит и Баньши, — проворчал он наконец. — Эти способны вернуть его к жизни.
— Вернуть кого или что к жизни? — нетерпеливо воскликнул Мартино.
Он добрую часть ночи пытался решить загадку. Роземонд уставился на него без особого дружелюбия. Барабанные перепонки молодого человека зазвенели, но он выдержал инквизиторский взгляд.
— Малая Прага — запретный квартал, господин Мартино. — Святилище. Я мог бы вас выгнать из колледжа за попытку обследовать его без разрешения.
Роземонд, похоже, смягчился. Но в его улыбке не было ничего успокоительного.
— Однако без вашей авантюрной жилки мы бы не узнали, что там затевается.
Чтобы указать на это «там», достаточно было слегка повернуться к востоку. Малая Прага находилась всего в полукилометре. Размытая дождем, она походила на смутную темную массу, замершую у лагуны. Мартино обладал мужеством. И хотел знать.
Роземонд вопросительно глянул на Роберту, которая опустила веки. Она давала ему карт-бланш. Профессор взял несколько кусочков сахара, построил две стойки, уложил на них притолоку и выстроил ряд небольших стен, стоявших наискось, словно приоткрытые двери.
— Скажите, что вы знаете о святилищах.
