Довольно долго этот Рахманов разговаривал со мной как будто бы ни о чем. И вдруг спросил:
— Сергей Леонидович, вы часто ходите в театр?
— Иногда бываю.
— Вспомните, в каких театрах вы были в конце прошлого сезона?
Особенно напрягать память не пришлось. Я был всего в трех театрах, на спектаклях, которые отлично помнил.
— Во МХАТе. В Театре миниатюр. И в Ленкоме.
— И что вы там смотрели?
— Во МХАТе — «Дядю Ваню». В театре миниатюр — «Школу клоунов». В Ленкоме — «Гамлета».
— И когда, например, вы были в Ленкоме? Постарайтесь вспомнить точно.
Вообще-то я не особый любитель ходить в театры, но тот день помню отлично. Мы только что познакомились с Аленой. Алена изъявила желание сходить в театр на хороший спектакль.
— Точно не помню. В пятнадцатых-двадцатых числах мая.
— В репертуаре «Гамлет» в Ленкоме стоял восемнадцатого.
— Значит, восемнадцатого.
— Ну и трудно было достать билеты?
— Нет. В Ленкоме у меня работает приятель. Ширяев. Евгений Ширяев. Мы вместе учились в институте,
Кажется, с этим спектаклем Рахманов связывает какое-то событие. Имеет ли это событие отношение к моей поездке?
— И Ширяев достал вам билеты?
— Контрамарку. На два лица.
— То есть вы пошли с кем-то вдвоем?
— Да, вдвоем. С девушкой, своей приятельницей.
— Как ее зовут?
Скрывать, что я пошел в Ленком с Аленой, не имело смысла. Тем более пока неясно, почему следователь интересуется Ленкомом. Помедлив, я сказал:
— Ее зовут Алена.
— Фамилия?
— Меднова.
— Москвичка?
— Москвичка.
— Сколько ей лет?
— Девятнадцать. Скажите, все это так важно?
— Сергей Леонидович, потерпите. Нам нужно уточнить все, что связано с этим спектаклем. Ваша приятельница... Алена Меднова, учится? Или работает?
— Учится на третьем курсе иняза.
— Какие у вас с ней отношения?
— Отношения у нас очень хорошие. Этого достаточно?
— Вполне. Вы могли бы назвать домашний телефон Медновой?
Я назвал номер. Записав его, Рахманов спросил:
— Скажите, где вы были в июле?
Вот оно... Сашка был прав. Если следователь по особо важным делам спрашивает, где я был в июле, значит, он имеет в виду мою поездку. Ту, июльскую, вместе с Юрой и Женей. Непонятно только, при чем тут театр Ленкома. Я ответил небрежно, но стараясь при этом не переигрывать:
— В июле я был в Москве. Иногда выезжал за город. В конце месяца уехал в Дагомыс. Вроде все.
— За город в какие места вы выезжали?
— На озеро Сенеж. Под Солнечногорск.
— У вас что, там дача?
— Нет. Просто я люблю Сенеж.
— Выезжали на машине?
— Когда как. Когда на машине, когда на электричке.
— Но вообще у вас есть машина?
— Есть.
— Какой марки?
— «Жигули». «Шестерка».
— Простите за чрезмерное любопытство. Но ваша машина меня интересует. Какого она цвета? Какой номер?
— Светло-серого, «о 79—82 МО».
— У вашей машины есть какие-нибудь особые приметы? Скажем, нестандартная отделка? Заделанные вмятины?
— Вроде нет. Из нестандартной отделки только магнитофон. Со скрытыми колонками.
— Некоторые украшают машины вымпелами. Игрушками. Может быть, у вас есть что-то похожее?
— Ни вымпелов, ни игрушек в моей машине нет. Вообще не люблю излишеств.
— В июле, когда вы выезжали на Сенеж, вы все время находились там? Может быть, оттуда выезжали еще куда-нибудь?
У вопроса был скрытый смысл, который я отлично понял.
— Да нет. Зачем мне куда-то выезжать? На Сенеж я всегда беру этюдник. И пишу.
— Ну а, допустим, вы случайно не выезжали в июле в Смоленскую область?
Я изобразил спокойное недоумение:
— В Смоленскую область?
— Да? Пусть даже ненадолго?
— Да нет... В июле я был только на Сенеже. И в Дагомысе.
— Ну а где вы были, скажем, девятого июля?
— Девятого июля? Именно в этот день?
— Да. Именно в этот день. Постарайтесь вспомнить. Девятого июля была пятница.
Я поглядел на потолок. Перевел взгляд на Рахманова:
— Вообще-то в эти дни я должен был выезжать на Сенеж.
— Вы не ошибаетесь?
— Нет. Я вспомнил, девятого я был на Сенеже.
— Ну а, скажем, днем раньше? Восьмого?
Рахманов меня ловит. Что ж, пусть ловит. Если он захочет, я распишу ему день восьмого июля по минутам. Ведь помнить этот день у меня есть все основания, восьмого я передал Вере картину, которую она затем купила.
— Восьмого июля я был в Москве. Точно.
— Почему вы в этом так уверены?
— В этот день у меня купили картину. Причем за довольно приличный гонорар.
Несколько секунд Рахманов разглядывал стол. Поднял глаза:
— И сколько же составил этот гонорар?
— Пятнадцать тысяч.
— Солидно.
— Есть такая Вера Николаевна Новлянская.
— Эта Новлянская — любитель живописи? Коллекционер?
— Можно сказать и так, картин у нее много. Всяких.
— И когда же состоялась эта продажа? Восьмого июля?
— В Совинцентре. В ресторане «Континенталь».
— Что, в другом месте нельзя было продать картину?
— Ну... Новлянская устраивала что-то вроде приема. И попросила подвезти картину туда. Правда, в тот день я только передал картину Новлянской. Деньги получил позже. Дня через три. Когда вернулся с Сенежа.
— И что собою представляла картина?
— Женский портрет. Масло.
Рахманов поправил лежащие на столе бумаги.
— Хорошо, вернемся к Сенежу. Вы сказали, что уехали туда восьмого?
Я вдруг понял: я не знаю, что ответить. Восьмого вечером я уехать не мог, на ночь без машины, с рюкзаком и этюдником никто на природу не выезжает. Но ведь мою «шестерку» со стоянки восьмого днем увел тот тип из очереди. Я и не знал, что будет так трудно. Ведь теперь я должен взвешивать каждое слово.
— Вообще-то, строго говоря, я уехал девятого. Рано утром.
— Наверняка задержались на банкете?
— Задержался.
— Простите, с банкета вы уехали один?
— Нет. Я и на банкете был не один. А со своей приятельницей, той самой Аленой Медновой.
— Ясно. Вы ее проводили?
— Проводил. Потом вернулся домой и лег спать.
— Где оставили машину? В гараже?
Этот Рахманов цепляется к каждой мелочи. Ладно, детали ведь я могу и не помнить. Если он узнает, что меня подвез Сашка, прикинусь, что забыл, кто именно меня подвозил.
— Гаража у меня нет. И туда, и обратно меня и мою девушку подвезли знакомые. Я знал, что придется чуть-чуть выпить. Поэтому машину оставил.
— Оставили где именно?
— На обычном месте. Во дворе, около подъезда.
