эту поездку парень потратил практически все оставшиеся деньги, что дала ему матушка, которой он сказал лишь то, что собирается навестить свою старую подругу, не рассказывая, естественно, о реальной цели поездки. Отца в этот момент, к счастью не было дома, его отправили в другой город, что находился восточнее Дорена, чтобы обсудить какие-то вопросы с тамошними Стражами, в которых сам Эдвард, однако, совсем не разбирался.
Будучи уже в городе, Эд даже не озаботился тем, чтобы подыскать себе местечко для ночлега, сразу же отправившись в ближайшую сувенирную лавку, в которой в числе прочего продавали небольшие, но подробные, путеводители по Квинстону, ведь он считался одним из самых красивых и богатых культурой городом после Столицы. Именно в таких брошюрках можно было прочесть о поместье, принадлежавшем побочной ветви королевской семьи, а именно госпоже Сиэлле и ее малолетнему сыну Бенедикту. Сиэллу считали негласной королевой города, так как, по сути, король подарил это поместье своей сестре на ее двадцатилетие, оставив ее главной в этом городе, пусть и не совсем официально. И вот незадача: у нее наверняка были личные Стражи, которые охраняли ее с сыном и все поместье в целом.
Эдвард лишь на мгновение почувствовал, как с него буквально схлынул весь энтузиазм, стоило ему понять, что поместье буквально охраняется со всех частей света и к нему никак нельзя подобраться, но тут же взбодрился, решив, что до наступления полной темноты точно что-нибудь придумает. То, что убийца сделает свой следующий шаг именно ночью, не вызывало у парня никакого сомнения, ведь никто в здравом уме не будет делать этого днем. Да даже если и не в здравом, это как минимум бессмысленно, а этот человек точно знал, на что шел, убивая очередного провинившегося в его глазах человека. Оставалось, правда, не совсем понятным, чем могла провиниться сестра короля, но возможно у королевской семьи были какие-то свои грязные секреты, о которых каким-то образом узнал наш убийца. Но то, что следующей жертвой будет именно госпожа Сиэлла, Эдвард почему-то ни капли не сомневался.
Вилтон нервно облизал губы, пытаясь разобрать, что написано на тонкой, не раз попадавшей под дождь бумаге прямо под изображением массивного богато отделанного особняка. Наконец, примерно сообразив, что здание находится почти на северной окраине города рядом с протяженным на юг почти до противоположной его границы, парком, который в путеводителе был обозначен как «Парк Богов». Что же было в нем такого божественного, Эдвард так и не понял, пытаясь дойти хотя бы до его края, чтобы вдоль насаждений двигаться в сторону обители госпожи Сиэллы, которая наверняка уже готова была отойти ко сну, не подозревая, что возможно уже сегодня будет мертва.
Прокручивая перед глазами вероятные способы убийства, которыми мог бы воспользоваться в данном случае странный психопат, Вилтон понял, что уже начинает думать как он, а значит, становится еще ближе к его поимке. Нужно просто с ним поговорить. Эд даже не собирается сдавать убийцу Стражам или полиции, ему не нужна слава человека, поймавшего убийцу, ему нужна слава ученого, без скальпеля залезшего в человеческий мозг. Чуть не выронив из рук брошюру от внезапно охватившего его тело волнения и предвкушения чего-то великого, Эдвард завертелся на месте, решив как можно быстрее отыскать поместье и пробраться внутрь уже сегодня, чтобы дождаться убийцу уже там.
— Молодой человек, вы оборонили! — послышался голос позади.
Вилтон подумал, что все-таки выронил листочек с путеводителем, но тот все еще был у него в руках, поэтому парень обернулся на оклик и увидел неприметного старичка, крепкого на вид, но уже явно отжившего свое. Его голову покрывал странного вида красный клетчатый шарф, который, скрываясь под длинным тулупом, выглядывал почти у самых пят. Лицо так и дышало усталостью, а трясущиеся руки протягивали клочок бумаги, будто наспех вырванный из чьего-то блокнота. Понимая, что в руках, да и даже в чемодане или карманах, у него не было ничего подобного, Эд опешил.
— Вы ошиблись, должно быть, — начал было парень, но старик уже сунул этот листок ему в руку и очень быстро пошел прочь. Даже слишком быстро, для древнего-то старца.
Первым порывом было выбросить ненужный листочек, но Эду стало на мгновение интересно, что же такого в этой бумажке. Листок оказался небрежно сложен вчетверо, но снаружи был абсолютно чист, поэтому парень одной рукой попытался его развернуть, второй держась за ручки чемодана. Это оказалось весьма проблематично, поэтому чемодан пришлось поставить на землю, и, придерживая одной рукой сам листок, наконец-то его развернуть.
Ровно посередине была изображена петля, совсем как та, что затягивают на шее у висельников. Было видно, что ее прорисовывали детально, но при помощи одной лишь ручки с ярко-черными чернилами, слезка смазанными по краям рисунка, будто кто-то сильно спешил его закончить. У Эдварда задрожали руки. Он крепко зажмурил глаза, запрокидывая голову к звездному, такому непривычно безоблачному для осени, небу. Почти полночь. И почти семь лет с того самого дня.
— Мама! МАМА!
Эдвард стоял на коленях, снизу вверх смотря на тело сестры, свисающее с толстого железного прута, на котором мать обычно вывешивала белье зимой, чтобы оно высохло. Сейчас там висела Энни. Его маленькая Энни. Маленькая бедная сестренка Энни. Ее посиневшие губы будто хотели что-то сказать Эду на прощание, а выпученные глаза таили в себе море всяких ужасов и страданий, что ей пришлось пережить.
— Мама?
Она подошла сзади почти бесшумно, отодвигая сына в сторону и подходя к уже безжизненному телу дочери. В ее глазах не отражалось ни капли боли, даже если в действительности эта боль разрывала ее на части. Матушка молча обхватила тело Энни одной рукой, второй потянувшись наверх, чтобы развязать тугой узел на самом основании бельевой веревки. Все это происходило так медленно, по крайне мере, так казалось в тот момент Эдварду, что он запомнил почти каждую деталь. Он запомнил это легкое платье, которое сестра обычно использовала как одежду для сна, он помнил, как покачивались кончики ее ног, едва-едва достающие большими пальцами пола. Он помнил ее длинные каштановые волосы, цвет которых передался ей от отца, растрепанные, в бесконечном беспорядке лежавшие на хрупких плечах.
И только после этого момента время как будто вновь ускорилось и побежало даже быстрее, чем было до этого. Эдвард уже почти не помнил, как происходила кремация. Помнил, что для этого мать даже вызвала специального мага из Борна, чтобы тот сделал все по правилам и без какого-либо вреда и отходов, исключая кучку праха, которой мама посыпала огород на заднем
