водились. А тут сам бог велел.
Главный стражник зло скрипнул зубами.
— Пшел вон. С тобой позже поговорят. А вы, милостивые господа, будьте любезны проследовать домой. Вас проводят.
До дома нас довезли в казенной карете, естественно под конвоем. Правда, обозвали конвой с претензией на вежливость: мол, время позднее, обстановка в городе неспокойная, вы бы, господа, не шастали по злачным местам, коли голова дорога. А мы вас из любезности и домой проводим, и по дороге защитим.
Судя по тому, как морщился в казенной карете Кеннет и как старался незаметно потереть горло, ассоциации с этим транспортным средством у него были самые неприятные. А главное — опасность все еще висела над нашей головой той самой петлей на виселице.
Ну, хоть подкустового выползня спровадили. И не попались на горячем. Подозрений дали — выше крыши. А доказательств ноль.
Оказавшись снова в спальне, я без лишних слов принялась раздеваться. Кеннет последовал моему примеру. И судя по тому, как синхронно и медленно это проделывали, устали оба одинаково.
Под одеяло мы забрались с одной мыслью — спать!
На обратной дороге я здорово замерзла. В казенной карете гуляли сквозняки. И погреть заледенелые лапы о родного мужа — святое дело. А Кен сжалился и обнял покрепче.
Мне почудилось, что я ему была нужна не меньше, хоть и для другого. Как доказательство того, что он все еще жив и имеет все шансы остаться живым до старости…
А про то, куда он отправил своего друга, можно и утром поговорить. За ночь тот далеко не убежит. Надеюсь.
Все эти спасательные операции нас так измотали, что про брачные поползновения мы оба так и не вспомнили. Уснули почти сразу. Для консумации у нас еще двадцать восемь ночей впереди.
— Уже двоих моих друзей пытались подвести под смертную казнь. А при попытках скрыться что-то случалось с их браслетами перемещения.
Хороший способ проснуться, ничего не скажу. Сначала разбудили поцелуем, а потом, с явным сожалением убрав руки из-под моей ночнушки, Кен решил все же поговорить о делах.
— Угу. — У меня мозги, как ни странно, от утреннего поцелуя включились быстрее, чем обычно. — Дай угадаю. Эти друзья изначально не верили в твое предательство и пытались разобраться в том, что произошло?
— Верно. — Кеннет откинулся на подушку и сердито посмотрел в потолок. — На них сразу начинали сыпаться неприятности, каждая из которых могла стать причиной ареста.
— Куда ты его спрятал? — полюбопытствовала я и села, потягиваясь.
Кеннет сначала не без удовольствия полюбовался на мою грудь, отчетливо просвечивающую сквозь тонкую батистовую рубашку. Потом, заложив руки за голову, потянулся, будто демонстрируя себя, и не спеша ответил:
— У меня есть небольшое поместье в отдаленной части королевства. Наследство от троюродного деда. Досталось мне меньше месяца назад, и о нем еще вряд ли известно в королевской канцелярии.
— Умно, — похвалила я. — А второй куда делся? Впрочем, нет, не говори. Мало ли… пусть будет запасной вариант на случай непредвиденной ситуации. Давай вставать?
— А консумация? — приглашающе двинул бровью муж.
— С удовольствием, — усмехнулась я. — После завтрака. Потому что, если я сейчас не поем, я скорее от тебя кусочек откушу, чем доставлю удовольствие.
И даже дыхание затаила после этой фразы. Дело в том, что я как-то читала статью про женское попаданческое фэнтези. Так вот, там все героини обязательно бурчали животом на героев. А герои страшно умилялись.
М-да, опять мимо. Живот бурчать отказался. Зато Кеннет отчего-то закашлялся. То ли пытался не ржать, то ли от шока. Не знаю. Я лишь подкрепила свое голодное ехидство, спуская босые ноги с кровати:
— И вовсе не тот кусочек, о котором ты подумал. С другой стороны и мягче, и больше.
— Какой ужас, — совершенно искренне сказал муж и захохотал.
В общем, к завтраку я спустилась в почти хорошем настроении. Которое мне тут же попытались испортить.
— Оливия, дорогая! — На лице Селестины была написана искренняя тревога. — Как ты себя чувствуешь?!
— Нормально, — ляпнула я раньше, чем нокаутированный запахом яичницы, бекона и свежего хлеба мозг очнулся и сообразил, что к чему.
— Ах… — Селестина едва не села мимо изящного кресла, с которого соскочила при моем появлении. — Но… ах… понятно. Понятно, дорогая. С добрым утром.
Так и хотелось направить заразе лампу в лицо, в лучших традициях штампа про допрос в гестапо, и потрясти за шкирку: «Что тебе понятно, коза ты драная?!»
Впрочем, я сама догадалась. Видя мою сияющую физиономию, бодрую походку и получив отчет о самочувствии, мымра решила, что от девственности меня ночью так никто и не избавил. Собственно, угадала. Хотя признаки для подтверждения выбрала дурацкие.
А вдруг бы мне просто понравилось? Вдруг ее дядя хороший, бережный любовник, который умеет доставить женщине удовольствие?
Или тут так не принято от слова «вообще»? То ли жене удовольствие доставлять (тут сомневаюсь, уж больно ловко Кен у меня под ночнушкой за нужные места гладил), то ли признаваться в этом. Скорее всего, новобрачной после лишения девственности положено лежать, стонать, бледнеть и жаловаться на жизнь. В крайнем случае еле сползать к завтраку и с бледным видом просить какую-нибудь успокоительную настойку.
Вроде в викторианской Англии это было модно. Впрочем, не уверена, меня в свое время больше интересовала история тамошней криминалистики, а не будуарные тонкости высшего английского света.
В общем, я спалилась и спалила Кеннета. Одно непонятно — с чего дорогая Селестина так довольна этим фактом. Вот прямо лезет из-под ее сочувствующей маски удовлетворение, словно грязная пена из-под крышки унитаза, в который залили кислородный очиститель.
М-да… все еще надеется получить наследство, если дорогого дядюшку вздернут? Брак не консумирован, герцог повешен, можно подать в суд и выгнать меня погаными тряпками… к примеру. Нужно расспросить Винсента, насколько реален такой оборот событий.
Брат словно услышал мои мысли и явился прямо к завтраку. Серьезный такой в своих очочках, с пухлой папкой документов под мышкой и явным намерением вынести мне мозг юридическими подробностями.
Последний маневр, впрочем, я только приветствовала. Правда, лучше было бы позвать Кеннета и побеседовать втроем, но к завтраку мой муж отчего-то не спустился, а когда я спросила о нем дворецкого, Ховард сказал только, что его светлость чем-то заняты в кабинете и просили не беспокоить. Хм… ну ладно.
— Что ты узнал? — После того как мне удалось ненавязчиво спровадить Селестину куда подальше, я предложила Винсенту прогуляться в сад и заодно поговорить. Вдали от лишних ушей, так сказать.
— Оливия, ты все еще уверена, что
