— Госпожа Макора распорядилась, чтобы литература из Татарэта проходила строгую проверку под её личным контролем, и потому оттуда у нас, в основном, классика. Зато много иланских новинок. Не интересуетесь?
— По правде говоря, классика всегда меня устраивала больше, — призналась Элья, которая читала редко, а последние два года вообще обходилась только учебниками, если не считать книг из старого дома Герека. — А кого бы вы посоветовали из современных кабрийских авторов?
В общем, попытка оказалась неудачной. И в следующий раз, когда Элья решила посетить небольшой дневной концерт и пройти мимо тайника, обойдя квартал с другой стороны, на нужной улочке, на перевёрнутом ящике, сидел сомнительного вида тип. На манию преследования всё списать тоже не получилось — через пару-тройку дней, уже после коронации Инильты, Элья вновь предприняла попытку выбраться к тайнику и увидела там того же типа, на том же ящике.
Делать было нечего — по всему выходило, что придётся вернуться к ночным вылазкам, как было в Рагире. Но попробуй, проверни подобное под самым носом Макоры! Да и никто не обещал, что ночью за тем кварталом не наблюдают…
Элья стала выжидать и продумывать план.
Тем временем, ей пришлось вовсю заниматься своими новыми обязанностями. Будучи осведомлённой в придворных танцах и в вопросах этикета, она была поставлена старшей фрейлиной над семью девушками, дочерьми кабрийских министров. Более того, Элья должна была обеспечивать надёжное прикрытие истинной природы королевы. Так как Инерра обладала лишь, по выражению Макоры, «остатками сознания, позаимствованными у одной несговорчивой особы», думать за королеву нужно было Элье. Личная — единственная! — горничная, которая так же была в курсе происходящего, безропотно обеспечивала туалет королевы, при котором фрейлинам присутствовать не дозволялось. За исключением Эльи. Попросту говоря, королева одевалась сама, а они вдвоём стояли, отвернувшись, зная, что она всё равно никому не пожалуется на недостаток внимания.
Фрейлины носили длинные голубые платья, расшитые серебряными нитями. На отложных воротничках обязательно был вензель королевы, так же, как и на заколках, которыми можно было при желании дополнить причёску. Платья пошили не без помощи магии, и девушки выглядели, с одной стороны, скромно, а с другой — дорого. Эльино платье отличалось от прочих — строгое, из тёмно-синего бархата, с единственной брошкой в форме буквы «И», оно делало её старше и внушительней. Девочки побаивались свою малоразговорчивую наставницу, учившую их, как правильно приблизиться к королеве, как отойти, как протянуть веер и как рассаживаться в будуаре во время, например, вечерних чтений. Элья не зря выбрала такой образ: она попыталась как можно точнее скопировать свою первую учительницу танцев. У неё с девочками была небольшая разница в возрасте — самой младшей недавно исполнилось семнадцать — однако, вели они себя так, будто ещё до старшей школы не доросли. Не в меру смешливые, не по положению свободолюбивые, и почти каждая никогда не лезла за словом в карман.
Элья благожелательно улыбалась им и практически никогда не повышала голос.
— Крулия, я за последние десять минут сделала тебе три замечания насчёт осанки. Встань, пожалуйста, к стене, как положено. Сейчас у нас сколько, четверть третьего? Без пятнадцати три можешь отойти. Я пришлю кого-нибудь за тобой проследить, чтобы ты не расслаблялась. А остальные, пожалуйста, на обед.
Макора хвалила девушку за творческий подход и за инициативу. Предполагалось расширить штат фрейлин до пятнадцати человек, и колдунья надеялась, что и этим Элья тоже займётся, когда придёт время.
— Мне нравится, что ты постоянно придумываешь что-то новое! И как бы от имени королевы. Я рада, что ты так быстро включилась в игру.
— Мне и самой нравится, — улыбнулась Элья, чуть более проказливо, чем позволила бы себе при девочках.
На самом деле, общество королевы тяготило её, и чем дальше, тем больше. Ей для видимости надлежало проводить с королевой некоторые дневные и вечерние часы вместе с остальными фрейлинами. По идее, следовало бы и больше, но государыня предпочитала одиночество. Инильта была молчалива, лишь иногда вставляла фразу-другую в разговор, на диво уместно — Макора и здесь умудрилась всё хорошо рассчитать, должным образом загипнотизировав те «остатки сознания», которые имелись у Инерры. Иногда Элья танцевала для королевы, вызывая неподдельное восхищение своих подопечных, иногда читала вслух.
И знала. Всё это время она знала, кто перед ней, и для кого она здесь кочевряжится. Её белоборская сущность, по всей видимости, привыкла к соседству с Макориными заклинаниями — как привыкала ко всему, связанному с Макорой — однако это не мешало Элье чувствовать постоянное присутствие гниющей плоти рядом с собой. Не носом — но всем телом. Ей казалось, она сама пропиталась этим отвратительным смрадным запахом. У Эльи начались кошмары — иногда она просыпалась от ощущения, что мёртвая королева присутствует в комнате и смотрит на неё неподвижным взглядом своих неживых глаз.
Однако Макора обо всём этом не ведала. Колдунья с радостью спихнула на помощницу заботы о королеве и занималась другими государственными делами. Лишь изредка, для порядка, интересовалась происходящим.
— Что у тебя дальше в планах? — спросила она однажды.
— Королева пожелала свой портрет. Я как раз подыскиваю подходящего живописца.
Макора слегка поджала губы:
— Лучше бы ты спросила сначала у меня. Изображение такой сущности, как наша Инильта, может выйти боком, понимаешь? Особенно если художник хороший. Не хотелось бы таким образом плодить нежить…
— Значит, найду не очень хорошего, — пожала плечами Элья. — Возможно, государыня пожелает осчастливить какого-нибудь бедного портретиста, чей талант, по её мнению, не понят современниками?
Макора хмыкнула:
— Ну хорошо, моя дорогая. Только не перестарайся, пожалуйста. И когда портрет будет закончен, обязательно покажи его в первую очередь мне. И ещё, мне нужно, чтобы художник работал быстро — до отъезда в Татарэт осталось меньше месяца.
Элья легко согласилась. У неё имелись свои критерии для выбора живописца: в первую очередь, ей требовалось, чтобы он жил неподалёку от здания с тайником, а во вторую — чтобы был падок на женщин. Как он рисует, девушке было, по большому счёту, плевать.
Далее они с королевой и служанкой посетили несколько выставок — ведь королева слыла покровительницей искусств. Она прошлась по залам, произнеся перед некоторыми полотнами: «Восхитительно, божественно!». Потом Элья переписала у держателей галереи данные художников, которые якобы понравились её величеству больше всего, в свой блокнот, и они с Инеррой-Инильтой, вернулись домой. Перед тем, как сесть в карету, королева коснулась рукой плеча своей верной фрейлины:
— Благодарю вас, моя милая, это был великолепный день!
— Я счастлива, ваша величество.
Элью подташнивало всю дорогу до Сакта-Кей.
Но главное, она получила адреса! Дело оставалось за малым — договориться о том, чтобы «самый лучший» портретист пожаловал во дворец.
Заботу об этом девушка тоже взяла лично на себя, несмотря на большую занятость. Королеве особенно приглянулись работы двух молодых людей — к одному из них Элья и направилась на следующее утро, взяв экипаж с вензелем королевы на дверце, предназначенный специально для фрейлин.
Карета проехала, в том числе, по улице, где находился тайник. На перевёрнутом ящике никто не сидел, но это ещё ни о чём не говорило. Макора как будто стала больше ей доверять — но ведь Элья так думала и тогда, когда за ней увязался Скариф… нет, ночью оно надёжней будет.
Так как шансов было всего два, Элья очень волновалась. Возможно, именно поэтому ей и повезло у первого же художника — он принял это волнение за смущение, и тут же расплылся в улыбке, обнажив белоснежные зубы.
— Рад вас приветствовать, дорогая… желаете портрет?
Слухи не лгали: господин Дерберт был привлекательным молодым человеком, и знал это.
