Московский Гуманитарно-исторический Университет, как и некоторые другие столичные вузы, не имел компактного местоположения, а распадался на ряд филиалов раскиданных в разных местах огромного мегаполиса. Интересующий меня факультет прописался на юго-западе Москвы в обширном невысоком корпусе гуманитарных факультетов – здании вполне современного облика. По внешнему виду дом чем-то смахивал на здание ЦРУ в Лэнгли.
Профессор Шварц оказался добрым, дружелюбным и весёлым дядькой, внешне немного напоминающим Джорджа Клуни. Виктор предупреждал, что главные недостатки профессора в том, что он гордый и самовлюбленный собственник. Чего-то я такого не заметила, как ни старалась. Потом, когда мы познакомились лучше, я поняла, что профессор просто высоко ценил личное время и свою работу, имея на то полное право. Актер от природы, способный обвести вокруг пальца любого, причем очень аккуратно, он обожал рассказы о мистике и всяких прочих паранормальных явлениях. Такие байки его несказанно веселили. Вечное дитя, он обожал природу и любил животных, был очень любопытен, видимо – профессиональная черта характера. Часто заразительно смеялся, обладал великолепным чувством юмора и иногда не упускал случая пошутить над самим собой. Очень любил узнавать что-нибудь свеженькое, и явно получал удовольствие от бесед с новыми людьми.
Я показала профессору свою карточку частного сыщика. Профессор внимательно ее осмотрел, чуть слышно хмыкнул, но никак не прокомментировал своих впечатлений.
– Итак, чем могу?.. – по-старомодному, несколько церемонно спросил Шварц, возвращая мне удостоверение.
– Дело в том, Леонид Исаакович, что меня интересует одна икона…
– Она у вас с собой? – оживился профессор.
– Нет, к сожалению. Я ее только ищу, но представляю, как она должна выглядеть. Это – «Христос Пантократор». Возможно, византийского изготовления и вроде бы пятнадцатый век, но тут я могу ошибаться.
– А ваши поиски вызваны личными обстоятельствами, или служебной надобностью?
– Исключительно служебной. Я – наемный пролетарий, мне надо выполнять свою работу, поэтому я надеялась на вашу помощь.
– Пролетарии всех стран, соединяйтесь… Ну, как же, как же… Вы кто по специальности?
– Магистр философии.
– Понятно. В вас чувствуется некий философский склад ума. Хорошо, у меня есть немного времени и я вас внимательно выслушаю. Только с одним условием.
– Да? – насторожилась я. – При необходимости мы вполне можем заключить письменный контракт.
– Не беспокойтесь, денежная плата мне не нужна. Зато понадобится вся та информация, которую не теряю надежды у вас получить. А если у вас появятся какие-либо материальные находки, счел бы за честь с ними ознакомиться.
– Договорились. Сообщу обо всем, о чем пожелаете, если только это не будет противоречить закону и не повредит интересам клиента.
Профессор молча кивнул, и я конспективно рассказала о своей задаче, сообщив то, что было уже известно и то, что пыталась понять и найти.
– Интересно… – задумчиво произнес Шварц, когда я завершила изложение своей истории. – И крайне, крайне забавно…
– Что именно забавно? – не удержалась от вопроса. – Что вы имеете в виду?
– Совсем недавно почти с такой же просьбой ко мне приходил еще один человек. Обликом он напоминал Павла Третьякова – основателя знаменитой галереи…
– Бородатый такой, да? Высокий? В дорогом элегантном костюме? С тихим вкрадчивым голосом и манерами светского обольстителя?
– Не знаю уж, как там насчет обольстителя, меня он не обольщал, а все остальное совпадает.
– О, так это же священник какой-то там протестантской церкви!
– Да? Занятно, мне он представился как хранитель небольшого частного музея в Америке. Впрочем, одно другому… Хе-хе… Еще удивился, что ничего о таком музее не слышал, но потом подумал: музеев много, за всеми не уследишь.
– Так вы ему помогли? – мне очень не хотелось верить, что сейчас ошибусь в этом человеке. Шварц был мне симпатичен.
– Нет. Оказалось, что этот почтенный господин совершенно не разбирается ни в искусстве, ни в музейном деле. Не сечет фишку, как теперь изволят изъясняться мои студенты. Мне тогда это показалось крайне подозрительным, и я уклонился от дальнейшего общения с ним. Он искал икону «Христос Пантократор», судя по всему ту же самую, что и вы.
– Но я с вами абсолютно откровенна. Я тоже ни в чем не разбираюсь и мне действительно нужно найти эту икону. Вернее узнать, где она сейчас находится.
– А зачем, осмелюсь спросить?
– Я скажу, но это служебная тайна, и, разглашая ее вам, я совершаю преступление против своей конторы и своего клиента.
– Я разве похож на болтуна? – слегка обиделся профессор.
– Вы – нет, поэтому и расскажу. Тот господин в модном костюме – на самом деле священнослужитель Единой Христианской Апостольской Церкви и одновременно наш клиент. Ну, так мне его представили. Икону мы ищем для него, вернее – для его церкви. В иконе, якобы, спрятан некий важный для той церкви документ. Вроде бы он подтверждает легитимность и древность этой церкви. Это он нам так нам объяснил.
– Любопытно. Вы не очень торопитесь? – я отрицательно покачала головой. – Вот и хорошо. У меня есть несколько минут, и я расскажу вам, о чем собственно идет речь. Икона эта, Христос Пантократор, получила на Руси именование «Спаса Вседержителя». Прообразом ему послужила знаменитая икона из Екатерининского монастыря на Синае – одна из древнейших и известнейших икон Христа. Согласно канону в левой руке Христа – закрытое Евангелие, три пальца правой сложены таким образом, что два других – указательный и средний – направлены вверх. Наибольшее количество икон, фресок и мозаик этого типа создано именно в рамках данного канона и во многом подобно синайскому «Пантократору». Можно привести множество примеров: «Спас Вседержитель» первой половины тринадцатого века из Успенского собора в Ярославле, «Спас Елизаровский» середины четырнадцатого века из собора Трех Святителей Спасо-Елизаровского монастыря под Псковом, оплечный «Спас Златые Власы» начала тринадцатого века из Успенского собора Московского Кремля, «Спас Вседержитель» из Музея Андрея Рублева и многие другие. Поэтому вполне допустимо, что личная икона патриарха Иеремии вполне могла принадлежать к этому канону. Что касается книжки, которую вы упомянули, я, как это не странно звучит, ее читал. Принес кто-то из студентов. Надо сказать довольно любопытное получилось чтение…
Профессор говорил так, будто выступал с лекцией перед своими студентами. Вот что значит профессионал! Я – натура хоть и не очень впечатлительная, но все равно – слушала, разинув рот, куда, видимо, и ворвался ветер дальних странствий, напрочь снеся мою бедную крышу. Перебивать совершенно не хотелось, и речь профессора воспроизвести, увы, уже не способна, а ведь давно не школьница и даже не студентка уже.