поклоне отутюженного и набриллиантиненного швейцара он привычно чуть заметно кивнул: «М-гм». Нужно соблюдать и видимость близости к своим людям… Но и в то же время дать им понять: он — «хозяин». Никакого панибратства!
Уверенной походкой он прошёл по коридору к своему кабинету позади главного зала. Десяток служащих за перегородками из дерева и стекла уже вовсю трудились, перед каждым окошечком нетерпеливо постукивали каблучками, или хмуро сжимали в руках свернутые газеты, в ожидании, пока клерк выполнит нужные операции, ранние клиенты. Похоже, мрачное небо и обещанная гроза на популярность услуг его Банка не повлияла. Количество людей, расположившихся на диванах и креслах, позволяло надеяться, что сегодня оборот будет даже больше обычного.
А угадали они, похоже, с этой процентной ставкой.
Отлично. Колёса должны крутиться!
В своём кабинете, отделанном до середины высоты стен панелями из резного дуба, доставленными прямо из Англии, из разобранного старинного особняка викторианской Эпохи, Хэрр Ханссон позволил себе убрать сосредоточенно-деловитое выражение с морщинистого холёного лица. В настоящее, хоть и тускловатое, Венецианское зеркало посмотрелся уже торжествующий мальчишка.
Сегодня! Сегодня он, наконец, пожнёт лавры! Пятьдесят лет он шёл к этому!.. Проклятый старик!..
Как это он тогда сказал Магнусу? Обидные слова до сих пор гигантскими, словно слово «Голливуд» на зеленых холмах Калифорнии, огненными буквами, выложены на бетонной стене его ничего не упускающей памяти:
— Вот когда будешь Швейцарским банкиром, тогда и будешь поглядывать на мою дочь!
Да, он поглядывал… Да что там — пялился, как восторженно пялится, словно на недосягаемый идеал совершенства, юный художник — на «Мадонну» Рафаэля! Как голодный — на дымящуюся индюшку, только что из гриля! Как…
Ну, словом, как может смотреть сопливый юнец на недоступную, и от этого еще более восхитительно вожделенную, воплощенную Красоту с большой буквы!..
А вот сама эта «дочь» тогда, если честно, на него, зелёного и восторженного (и, разумеется, всего лишь одного из десятков!) почитателя, даже не глянула: для неё он был просто очередным мальчиком из обслуги: из вечно меняющегося штата садовников и слуг их фамильного загородного имения.
В череде обидных унижений и многочисленных крушений надежд, эта фраза старого хрыча явилась последней каплей. Шестнадцатилетний Ханссон в ту же бессонную ночь, сжимая во тьме кулаки, и шмыгая покрасневшим натёртым носом, всё для себя решил. Воспаленные горящие глаза не удалось даже на минуту сомкнуть — так распухли веки! А уж Душа…
Да он готов идти хоть по трупам — только чтоб добиться Положения в Обществе!.. Причём такого положения, чтобы уже он мог свысока глядеть на своих старых обидчиков — всех этих хозяев бакалейных лавчонок, начальников департаментов, владельцев контор, и имений, где он имел несчастье пробовать свои силы в качестве рассыльного, клерка, продавца, и вот теперь — садовника…
Учёба в Базеле представлялась теперь попросту одной большой Катастрофой. Вечно урчащий от голода кишечник. (Тогда он игнорировал его позывы — а пять лет назад пришлось сесть на строгую диету. Ничто не проходит даром!) Слипающиеся на лекциях глаза. Сотни разгруженных ночами вагонов — с зерном, мукой, кофе, вонючими удобрениями… (А это теперь сказывается на спине — приходится носить пояс из собачьей шерсти! И все равно — малейший дождичек — и!.. Ох, уж этот радикулит…) Кипы тетрадок — с лекциями и выписками из справочников, кодексов и учебников.
Зубрежка, зубрежка, зубрежка…
Да что вспоминать теперь об этом аде — остаётся порадоваться, да и удивиться за себя. Не сломался. Выдержал. Терпел. Терпел. ТЕРПЕЛ!!! Нашёл в себе силы, и засунул в …пу свою наивно-возвышенную совесть. Блестяще сдал Выпускные. За время учёбы успел перезнакомиться с полезными сверстниками: Детьми… Кого надо. Всячески проявлял свою смётку и деловитость. Узнал — кому нужно почти неприкрытой лестью откровенно «почесывать за ушком», а кому и… Симпатичного пьяненького мальчика на ночь обеспечить. Ох уж эти маленькие слабости юности… Потом переходят в большие. Старости. И позволяют знающему о них легко…
Вот именно.
Устроился тогда, в самом начале, младшим кассиром в Первый Национальный.
Нашёл способы и ходы. Перезнакомился и узнал тонкости обращения с Очень Важными и Нужными Людьми. Думал, нащупывал, просчитывал… Собирал сплетни, проверял и перепроверял. Кое-что, конечно, рассчитывал. Но больше доверял чутью — инстинкту. Всего девять лет — и он заместитель Управляющего. О-о-о!..
Конечно, если б не выгодный брак по расчёту, не видать бы ему дальнейших перспектив — в тесный мирок Финансистов с родословной и безупречным послужным списком не пускают тех, у кого ни гроша за душой. А так — сплочённый и хваткий клан Гугенхаймов открыл ему пути к…
Хохотушку Клару Магнус вспоминал с добротой и щемящим ощущением утраты — она и правда любила его. А он… Позволял себя любить. И ковал, стиснув зубы, и вкалывая, как каменщик на стройке, по шестнадцать часов в сутки, для неё (и для себя, конечно), могучий фундамент! На котором и воздвиг в годы расцвета собственного таланта (Это — для непосвящённых его способность увидеть выгоду — талант. А для него самого, и сотни-другой таких же как он, дельцов — бешенное терпение и трудолюбие! И, разумеется, трезвый холодный расчет.) здание преуспевающего Бизнеса. И, разумеется, получил заслуженное ПОЛОЖЕНИЕ в чертовом Обществе!
Как тут не вспомнить симпатягу Рэта Батлера — вот уж четко и цинично описала его старания Маргарет Митчелл! Ханссон же просто нагло воспользовался методикой. Можно, казалось бы, не напрягаясь, пожинать лавры. Будущее семьи обеспечено! Оба их сына — процветающие юристы. Старший — даже Председатель Коллегии адвокатов. Дочь замужем за сыном сенатора США. В перспективе — губернатора штата Мэн. А еще в активе компании «Магнус Ханнсон и Ко» — пять внуков и две внучки! И это, конечно, главное достижение старого лиса: будущее его отпрысков вполне безоблачно и радужно. Потому что не отягощено кандалами нищеты — у каждого есть Счет…
Лицо в зеркале приобрело обычное выражение: уголки губ опустились, придавая рту хищное и сосредоточенное выражение. Глаза…
Глаза в последнее время стали сдавать — для чтения пришлось выписать совсем уж сильные очки. Но выражение… Фанатичный блеск отчаянно жаждущего «пробиться в люди» юнца не исчез — он как бы преобразился в сосредоточенную деловитость и просвещённую компетентность. Да, изощрённо-хищную и гнусно-подлую изнанку финансового мирка хэрр Ханссон теперь знает вовсе не поверхностно. В том числе и это привело к тому, что великолепная львиная грива чёрных, как смоль, волос, которой он так гордился в молодости, превратилась в жидкую белую полоску по контуру черепа где-то там, далеко за макушкой…
Хватит ностальгировать. Сегодня это случится. Сегодня та, что в далёких семидесятых даже не удостоила его хотя бы единственным взглядом
