улыбались, а Данакт и вовсе ощутил тот самый страх скорого расставания. – Локк прислал тогда людей за тобой, так что он в долгу.
– Может, не стоило мне вас бросать?
– Ты все сделал правильно. Ильза и Сепия были убиты, Рамзи ранен, а я…
Данакт не хотел видеть ее в обители мрачных воспоминаний.
– Поговоришь с Локком, а дальше что решила? Мне бы помощь не помешала.
– Данакт, я уже не тот человек, которым была. Все это… Я бы хотела остаться и помочь тебе, но я боюсь упустить дарованный тобою шанс. Ты спас меня необычным образом. Осталось забыть о гибели дочери – и я поверю в реальность того мира, который ты создал для всех людей. Хочется, раз есть такая возможность, пожить с любимыми. Пусть то будут грезы, но это мои грезы, думаю, я заслужила.
– Все хорошо, правда. На самом деле я очень рад, потому что это – правильный выбор. А сам тут не пропаду, да и всегда смогу прийти в гости.
– Ты делаешь самое важное дело в наше время – даешь людям второй шанс. Не забывай, ради чего все это. А еще не пропадай, подключайся – и в гости, хорошо? – Данакт с полной улыбкой счастья кивнул, наслаждаясь редким чувством семейной близости. – Отлично. И если что-то будет срочное или критическое, то обязательно дай мне знать, я помогу или просто выслушаю. Я ухожу, но не прощаюсь.
– Обязательно.
– Осталось мне рассказать Локку о своем опыте в Коллективе, дабы он понял, что ничего плохого тут нет, а тебя стоит отблагодарить.
– Только, прошу, не говори ему правду обо мне, а то вряд ли он обрадуется такой лжи все эти месяцы. Я для него мертв и… пусть так и будет, не хочу лишнего внимания.
– Договорились. У меня появились самые емкие, но очень важные для донесения нашей общей мысли слова.
– Поделишься?
– Если забыть, как отличить реальность от вымысла, то все станет реальностью.
– Звучит прекрасно, так Локку и скажи.
– Скажу. А тебе скажу спасибо. Почему-то у меня чувство, что работа эта неблагодарная, но знай, ты хороший человек, ты все делаешь правильно. Пусть это не оценят по достоинству, но порой нужно лишь немного терпения.
19
Пропитанные искренней скорбью, первые сеансы радиопередачи играли роль искупления. И если ранее его слова заложили фундамент в укреплении Коллектива, то ныне все силы направлены на обратное, причем сам виртуальный мир стал уже не способом перерождения, а жестокой альтернативой самой обычной смерти. Этакий выбор из двух зол, где предложенная симуляция внезапно оборачивается невидимой тюрьмой с нарушением любых законов мироздания, а попытка противиться участи безвольной марионетки карается смертью. После Железной революции Эхо осел в небольшом старом подземном бункере, где расположилась защищенная от взлома и спрятанная от ненужных лиц радиостанция. Уединенный, он распорядился лишь обезопасить оборудование, но никак не касаться самого комфорта пребывания. Маленькая комната хранила в себе всю технику и место для связи, а вот основное небольшое помещение было лишено отопления или электричества, будто бы камера для заключенного в древние времена. На деревянном полу – тонкий матрас, воду надо кипятить, а еда – лишь полуфабрикаты. Каждый день он садился за аппаратуру и, включив микрофон для разговора с невидимыми слушателями, позволял себе утопать в бездонном разочаровании в собственной вере. Все, что у него осталось, – бесконечный цикл сеансов радиопередачи как мольба о прощении и наказание за ошибки.
– Думаю, у каждого человека наступает момент, когда он вспоминает своих родителей и не может понять: а действительно ли они были хорошими? Ребенок запоминает отношение к себе – таков этап развития, но вот то, как его мама и папа относятся к другим людям, – это понять сложно. Странно, но, несмотря на внушение, я так и не поверил в свою уникальность. Я знал, что они верят в это, но сам… Мне нравилась эта вера, да и вряд ли в любящей семье бывает иначе, так что я гордо исполнял роль. Из-за этого я не видел ошибок, не видел неудач, не видел… Все, что происходит, происходит не просто так, а по велению долбаного Космоса… Ага! И еще: что ни делается, все к лучшему… Ненавижу это. Но еще больше ненавижу свою слепоту. В этом проблема человека – мы порой смотрим на мир с угла близких, которые корректируют восприятие своим мнением. Всего три раза за жизнь я возненавидел свою веру, своих родителей, всю эту покорность перед чуждым мне Космосом! Это божество… мы никто для него – вот она правда, и все, чему мы поклонялись, – попытка доказать свою значимость. Ведь даже если мы – самая маленькая, но все же часть великого, значит, уже существуем не зря, да? Нет ничего хуже веры в свое величие… Я понял это, когда встретил жену. Она первая в моей жизни видела меня, настоящего, видела человека! Я помню каждый день рядом с ней, плохой или хороший, помню все и никогда не забуду. Уверен, каждый из вас понимает, о чем я. Такие люди формируют в нас лучшее, дополняют нас, подталкивают быть лучше, чем мы есть, одним своим наличием рядом. Недостающая часть, о чем становится ясно уже по факту. У нас появился ребенок… но прожил он недолго… недостаточно долго. Моя работа лишила его жизни и… Тогда и наступает второй момент. Ненависть так сильна. Но мы были вместе – и пережили это вместе. Каждый день после его смерти казался благодарностью из-за того, что я знал его, что я могу говорить о нем и чтить его, а значит, жизнь его была не просто разменной монетой. Он был. Был. Но вот третий раз… Вы сами знаете, мы вместе пережили это. После того как треть планеты умерла, мы делали все ради будущего, но были те, кто видел это будущее другим. Сегодня годовщина Отказа… прошел ровно год, а мы сделали все только хуже.
Я выхожу в эфир с одной целью – дать понять выжившим, что ничто не кончено. Пока рядом есть люди, живые, настоящие, сдаваться нельзя. Он ведь мальчишка, одинокий и несчастный. Наверное, я не ненавижу его из-за того, что знаю, кем бы он мог быть… Странно это, но я до сих пор помню то чувство, то мышление, которое было у меня с моим ребенком… Помню каждый день, потому что старался быть лучше, чем я есть, ради него и его матери, ибо видел их будущее, которое я так хотел сделать реальностью,
