видел потенциал людей, которых любил большего на свете. Все было почти материальным, должно было стать… но не стало. Данакт, если ты слышишь меня, а думаю, что слышишь… прости, что был плохим другом и наставником. Я сделал недостаточно. Но ты не заполнишь пустое сердце своим диктатом. Для остальных я говорю четко и ясно: вам есть куда идти, есть где жить, есть что защищать. Вы знаете эти места, которые всеми силами берегут защитники человечества.
Только Эхо закончил, как его настигла тряска, а истерика заставила задыхаться. Перед глазами так и вспыхивали фрагменты восстания Данакта, когда на весь Мегаполис свалилась с неба Железная армия, начав предлагать людям простой выбор: подключить себя к Коллективу или встретить смерть без суда. Эхо сполз со стула и забился в угол, вновь переживая ту жестокую бойню в момент его речи на открытии монумента жертвам Отказа у небольшого парка. Угнетаемый стыдом, он растерял всю нравственную силу, найдя спасение лишь в изгнании, где он обязан выстрадать свободу от прошлого.
– Я должен рассказать вам правду. Из всех тех, кто остался в живых… пожалуй, я единственный знаю правду о том, как умерла треть планеты. Сейчас уже это не важно, но нельзя потерять истину, ибо знало ее и без того слишком мало людей. Я хранил эти знания из-за страха перед их разрушительной силой. Мы хранили эти знания. В тот день, когда случился Огнепад, я направлялся к фабрике по производству нанороботов. Микроскопические, меньше пыли, роботы, которые под управлением Искусственного Интеллекта вмешивались в репродуктивную систему, лишая нас будущего потомства. Но этого оказалось недостаточно, и этот совершенный механизм стал орудием убийства трети планеты, ибо к тому моменту они были почти во всех людях. Мы узнали о фабрике… да уже и не важно как, главное, что был еще один человек, желавший не уничтожить столь безграничное творение автоматизированной фабрики, а захватить. Его звали Конор… возможно, имя ненастоящее. Один из спутников Огнепада сбил его вертолет на подлете к фабрике, где я и хороший человек по имени Ксения уже запустили процесс самоуничтожения. Я скрыл смерть Конора из-за примитивного страха, что его место займет кто-то другой и все станет только хуже, ибо власти в его руках было много, да только никто о нем и не знал – настоящий теневой правитель. А потом со мной вновь связался юноша, тот самый, который помог найти фабрику. Оказалось, что он на грани гибели, его любимая мертва, а друзья… В общем, я спас мальчишку. Его звали Данакт. Это я поставил его во главе Коллектива, я дал ему поручения создать новый, уникальный, неповторимый проект под названием «Нить». С его помощью Данакт и убил генерала Локка, предав меня и всех нас. Данакт – гибрид робота и человека, смог изучить все, чем являлся Конор, и от его имени манипулировать всеми уровнями правительства и даже больше, чем мы с вами знаем. Железная армия, Искусственный Интеллект, Кесслер – все это создал ЦРТ, только вот… все, что мы с вами имеем сейчас, – это результат выбора человека. Мы оказались связаны слишком странными комбинациями.
Для выхода на улицу была лишь вертикальная лестница метра в три, где, вскрыв массивный люк, он попадал в густой лес с одной стороны и широкое поле почти до горизонта с другой. Вышка для передачи была уничтожена давно, из-за чего потребовалась альтернатива, – ею послужило крепкое и высокое хвойной дерево метрах в десяти от люка, где на макушке разместили ретранслятор, идущий прямо на один из оставшихся на орбите спутников, который распространял его слова по всем возможным частотам. Если бы ему не доставляли продукты, то голод точно заставил бы покинуть это место, а самих курьеров он не видел и не хотел видеть. Порой он выбирался наружу и сидел на деревянном стуле, подпирая его к фундаменту вышки, части которой уже давно погребены под снегом и льдом справа от него. Эхо сидел и всматривался в даль простора, ожидая то ли смерти, то ли…. он и сам порой не знал. Закат он любил больше всего: солнце садилось впереди, часто ему казалось, что оно наблюдает за ним, проверяет наличие единственного человека в этом месте… а может, и на всей планете.
– Порой мне кажется, что никого уже и не осталось. Все люди – заложники Коллектива, не помнят ни прошлой жизни, ни правды. Я всегда ценил историю, ценил память, ценил знание наших ошибок и ошибок наших предков. Но Данакт посчитал, что мы должны все забыть. Коллектив стал тюрьмой, чего я никогда не хотел. То место виделось и строилось лишь с целью переосмысления, но никак не усмирения. И вот порой я задаюсь вопросом: а не в системе ли я? Может быть, меня уже давно схватили и стерли память об этом, оставив лишь сожаление и примитивные полигоны для существования, как иллюзию свободы для самоуничижения. Иногда мне хочется кричать и биться в стены, моля об ответах. Пусть я умру после этого, но хотя бы со знанием истины! Но я не делаю этого, не поддаюсь порыву отчаяния. Может быть, из-за упрямства, а может, из-за страха. Но порой мне и правда хочется оказаться в Коллективе – так я хотя бы буду знать, что наказание настигло меня. Заслуженное наказание! И тут, я уверен, многие из свободных людей, кто слушает меня, зададутся тем же провокационным вопросом: а не проиграли ли мы уже? Хороший вопрос. Хороший потому, что он проверяет нашу волю, дает нам размышление на темы настоящего, развивая самый главный вопрос: а есть ли у нас цель бороться? Что мы вообще получим от этой борьбы, кроме мифического удовлетворения самосознания? В этом и состоит привлекательность веры в Космос – все не просто так, сказал бы я вам раньше, все имеет цель, каждая часть – это часть чего-то большего, создающего доказательство ценности нашей жизни. Мне хочется попросить у вас прощения за все эти слова, но я не хочу его. Я не заслужил его.
20
Каждое прибытие давалось Данакту все труднее и труднее, словно происходило отторжение каждого связующего с этим местом элемента. Если некая дезориентация в пространстве и проблемы с дыханием вполне принимались временным побочным эффектом, то вот жуткое недомогание и слабость мышления мучили его чрезмерно и беспричинно. Когда терпимый дискомфорт окончательно перерос в ощутимую проблему, Данакт провел полную диагностику своего тела: все имплантаты оказались в идеальном состоянии, программная работа чипов не обнаружила никаких сбоев, а когда он обратился к биологической части
