Но после неизменно забирала её обратно. И вот – эту вещь утащил в зубах тот гнусный пес! Не зря она ощущала к нему такую ненависть, что решила остудить его прежде хозяина!
И теперь она металась по Москве в поисках призрачной собаки с призрачной игрушкой в зубах. Конечно, Ганна обладала перед этой собакой большим преимуществом: она уже давно пребывала в бестелесном состоянии и твердо усвоила, что может беспрепятственно проходить сквозь материальные преграды. Дома, деревья, даже стены Кремля были для неё проницаемы, как ветхая ткань для стальной иглы. И только храмы – включая те, которые обратили в склады товаров или увеселительные заведения, – Ганна облетала стороной. А пес – тот был призраком неопытным. Она видела, как он вчера бежал от неё – по улице, свернув за угол дома, а не через него.
Но – это её преимущество оказалось ничтожным в сравнении с тем, которое имела перед ней замерзшая собака. Поганый пес хорошо знал этот город. Это был его город. И он спрятался в нем так, что Ганна, проведя в поисках всю ночь и половину дня, пса отыскать не сумела.
Так что её неизбывный гнев мог теперь пасть на первого встречного – всякого, кто встал бы на её пути. Как встали те, вчерашние: долговязый парень и сопровождавшая его девица. Их следовало остудить раньше всех остальных. Об этом сообщил Ганне тот её знакомец, который привез её в Москву.
4
Лара заперла Давыденко на ключ в одной из бесчисленных подсобок Ленинки, оставив ему графин воды и три бутерброда с колбасой из буфета. И беглый лейтенант госбезопасности безропотно позволил себя заточить. Только спросил напоследок, когда Лара уже уходила:
– Ну, хоть вы-то меня убийцей не считаете?
– Да побойтесь Бога, Самсон Иванович! – возмутилась Лара. – Неужели мне такое могло бы прийти в голову?
– А вот кое-кому из моих товарищей – пришло, – сказал Самсон и разом как-то весь поник, опустился на стоявший в подсобке табурет.
И Лара, выходя за дверь, задала себе вопрос: а не был ли, случайно, одним из этих товарищей её Николай? Но она все равно позвонила ему. И Давыденко знал, что она ему позвонит – Лара его сразу об этом предупредила.
Скрябин приехал в Ленинку меньше, чем через пятнадцать минут: на служебной машине, но без шофера. И не в сопровождении Михаила Кедрова, с которым Лара тоже успела познакомиться, а один. Зато с большим бумажным пакетом в руках. Но вид его не был мрачным или озабоченным, как ожидала девушка. Она поразилась, когда поняла: лицо Николая выражает радость и облегчение.
Она хотела сразу же отвести его к Самсону, но Николай сперва захотел послушать, что она узнала о господине Назарьеве. Выслушав все, он уселся за стол, раскрыл свой блокнот и попросил, чтобы Лара всё повторила еще раз. А сам по мере её рассказа делал какие-то пометки. Потом он забрал папку, из которой девушка загодя извлекла все содержимое – хотя и заметил:
– Я-то думал, что смогу отдать её для исследования Андрею Назарьеву – вместе с теми перчатками! А теперь даже не знаю, что стану с ней делать.
И они пошли к Самсону Давыденко.
5
Призрачный пес, который еще несколько дней назад был немецкой овчаркой по кличке Дик, любимцем хозяина и грозой соседских кошек, забился в самый темный угол одного из подвалов на улице Коминтерна. Для него это была просто неширокая улица, выводившая к красным зубчатым стенам из старого кирпича. Хозяин Дика эту улицу любил, и частенько они с ним гуляли именно здесь.
Потому-то Дик и знал про этот подвал. Как-то раз он, сорвавшись у хозяина с поводка, погнался тут за каким-то мордастым серо-полосатым котярой. Но котяра оказался не промах: очень быстро юркнул в один из подвальных продувов. И Дику оставалось только бешено лаять возле этого лаза в стене. Что он и делал – до того момента, как разозленный хозяин отыскал его и чувствительно отстегал поводком.
Но – то, что Дику было недоступно в прежнем его воплощении, теперь не составляло для него ни малейшего труда. Он просочился даже не в сам этот лаз – он как бы протек между кирпичами стены, не повредив при этом штукатурку. А подвальные коты при его появлении с оглушительным мявом порскнули в разные стороны. Возможно, они и не были единственными живыми существами, которые могли видеть его – люди тоже порой бросали в его сторону недоверчивые взгляды, а потом тотчас отводили глаза. Но представители кошачьего племени оказались одними из немногих, кто прямо и откровенно на его присутствие реагировал.
И сейчас Дик лежал возле какой-то вонявшей крысами стены и грыз сияющий мячик, отобранный у страшной тетки, которая – пёс хорошо это помнил – обратила в куски льда и его самого, и его хозяина. Точнее, он пытался этот предмет грызть: зубы Дика проходили сквозь призрачный шарик, не причиняя ему ни малейшего ущерба. И это было странно и обидно: Дик хотел отомстить своей врагине хотя бы таким способом – уничтожив её имущество.
Накануне ночью, когда Дик начал понемногу привыкать к своему новому бестелесному существованию и бродил вокруг своего бывшего дома, его словно бы позвал кто-то. Дик возликовал: решил, что хозяин всё-таки нашел его, и теперь они снова будут вместе. Какое это было бы счастье! И он очертя голову ринулся на зов.
Однако еще на полдороге он понял: не хозяин зовет его. И вообще – не человек. Его звала вещь, которую держал в руке хорошо знакомый ему высокий гражданин: сосед сверху, от которого всегда пахло одеколоном и кошачьей шерстью (запахи – один хуже другого, по мнению Дика). Но сейчас от соседа не пахло ничем: все его запахи пропали, прихваченные сильнейшим холодом.
Дик этот холод ощутил – не шкурой, а чем-то внутри себя, в самой глубине своей новой нематериальной фигуры. И в следующий миг он увидел её – убийцу. Она теперь нацелилась на их с хозяином соседа по дому и его спутницу, которые оба уже начали покрываться инеем.
Первым побуждением Дика было – вцепиться мерзавке в горло. Команду «Горло!» он никогда от своего хозяина не получал, однако же знал её. Но – вещь в руке высокого соседа продолжала с Диком разговаривать. И эта вещь подсказала ему, что нужно делать, чтобы навредить убийце как можно сильнее.
А теперь Дик сидел в подвале с бесполезным украденным мячиком. И
