Нокаут на шестой минуте - Питер Гент

— Ах да, я словил невероятный кайф. Набрался кактусового сока у Харви и посмотрел на то, что я собой представляю на самом деле. И убедился еще раз, что я полный чудак на букву «м». — Я вздохнул, понимая, что это правда.

— Да, еще, — вспомнил я. Вчерашние события начали понемногу возвращаться. — Совсем забыл. Кроуфорд и Кларидж устроили Драку.

— Друг с другом?

— Нет. Со всеми остальными. Кларидж снова разделся догола, на этот раз прямо на сцене в Рок-Сити. Когда дело зашло слишком далеко, я схватил подругу Бодроу и сбежал.

— Узнаю бесстрашного Фила Эллиота, — сказал Максвелл. Прозвище родилось в далеком прошлом, когда на поле в одном из матчей разразилась драка. Все наши повскакивали со скамьи и бросились в бой. В следующий вторник на просмотре фильма воскресной игры камера показала наплывом панораму покинутой скамейки нашей команды, где остались только двое: Б. А., стоящий у боковой линии и размахивающий кулаком, и я, сидевший рядом с телефоном, завернувшись в теплую куртку.

— Интересно, не арестовали их, как ты думаешь? — Я так торопился скрыться с Шарлоттой, что даже не подумал о судьбе своих партнеров по команде.

— Вряд ли, если только они не искалечили кого-нибудь.

— Женщину ударили ногой в голову.

— Тогда жди неприятностей, если, конечно, она не болельщица. Тогда она будет гордиться этим.

Мы дружно рассмеялись. Открылась дверь, и в сауну вошел Арт Хартман, наш трехчетвертной номер два.

— Привет, ребята. — Арт сощурился от обжигающего легкие воздуха. — Сколько же здесь градусов?

— Как дела, Арт? — отозвался Максвелл.

— Устал до смерти, — сказал Хартман, осторожно перешагивая через меня и пожимая протянутую руку Максвелла. — Ребенок плакал всю ночь. А ты как?

— Лучше всех.

Арт Хартман был в команде второй год. Играя в Мэриленде, он зарекомендовал себя лучшим распасовывающим в Национальной любительской футбольной ассоциации. В команде его считали наследником Сэта. По своим физическим данным он заметно превосходил Максвелла. Ему не хватало только опыта, чтобы стать лучшим трехчетвертным в профессиональной лиге.

— Вы слышали о Кларидже? — спросил Хартман, опуская свое почти двухметровое тело на нижний полок.

— Да, — ответил я. — А тебе откуда известно?

— Встретил Джона утром в конторе. Он сказал, что был там.

Арт Хартман и Джон Вильсон, свободный полузащитник, жили в Лейк Хайлдженс, ухоженном пригороде для зажиточных семей, и подрабатывали у одного торговца недвижимостью. Прошлой весной Хартман заработал больше двадцати шести тысяч долларов, продав два земельных участка для промышленного строительства. Во время игрового сезона он заезжал в контору каждое утро перед тренировкой и каждый вечер после ее окончания.

— Никого не арестовали? — спросил Максвелл.

— По-моему, нет. А вот Вильсону не повезло. Его жена провела полночи у нас дома. Она обнаружила у него на трусах губную помаду… Как самочувствие, Сэт? — Хартман перевел взгляд на Максвелла, который улегся на спину, закрыв рукой лицо.

— Я уже сказал тебе, малыш, что лучше всех, — ответил Максвелл, не двигаясь. — Однако в присутствии таких молодых жеребцов, как ты, я начинаю чувствовать тяжесть прожитых лет.

— Количество которых сегодня утром достигло шестидесяти одного, — вмешался я.

— Меня уже давно не будет в команде, босс, а ты все будешь играть, — заметил Хартман, улыбаясь.

— И никогда не забывай этого, малыш, — Максвелл сел и усмехнулся, глядя вниз.

Многие считали, что Хартман мог бы заменить Максвелла уже в начале сезона, и уж точно на будущий год. Я не был в этом уверен. Конечно, отрицать физическое превосходство Хартмана было бессмысленно, но я верил в голову Максвелла. Хартман мог дальше бросить мяч, быстрее бежать и был физически намного сильнее. Высокий, мощный и симпатичный, женатый на девушке, с которой он учился в колледже, он был олицетворением профессионального трехчетвертного. Ему принадлежали кирпичный дом с тремя спальнями, два автомобиля. Хартман входил в Общество христианских атлетов и был прихожанином Методической церкви в Окридже, как и Б. А.

— Это уже который раз у Клариджа? — спросил Максвелл.

— По-моему, третий или четвертый, — ответил Хартман. — Если считать только те случаи, когда он раздевался догола. А не совсем догола, я не помню. — Он улыбнулся и пожал плечами.

— А что там было дальше? — спросил я Хартмана.

— Не знаю, мне нужно было срочно ехать, чтобы показать участок клиенту.

— Черт побери, — удивился Максвелл, — когда же ты приходишь в контору?

— Часов в шесть.

— Господи! — произнесли мы с Максвеллом хором. Максвелл снова опустился на полку. — Мистер Бизнесмен, — пробормотал он.

Достаточно прогревшись и приняв душ, мы вернулись в раздевалку. Максвелл забрался на весы. Стрелка показала сто один килограмм.

— Проклятье! — простонал он, качая головой. — Ну скажи, как это можно объяснить? Я прибавил целый килограмм в сауне!

Вытершись насухо, я потянулся. Сзади хлопнула дверь. Обернувшись, я увидел Томаса Ричардсона. Он стоял у доски объявлений.

— Я слышал, вчера вечером было весело? — спросил он.

— А ты как думаешь?

— Я так и думал. — Он сунул руку в карман пиджака, достал лист бумаги и приколол его кнопками.

Я подошел и прочитал.

— Черт. Кто это сделал? — Сзади стоял Максвелл, вытирая волосы.

— Ричардсон.

— Он чокнутый, это точно.

— Разве ты не чувствуешь, Сэт, что тобой управляют машины? — заметил я, поворачиваясь и глядя на него. — Скажи, Сэт, ты любил когда-нибудь? — спросил я.

— Что?

— Ты любил кого-нибудь? — спросил я снова. — Ну, испытывал ли ты глубокое чувство? Не считая Марту и Дьюэна.

Марта и Дьюэн были родителями Максвелла. Сэт родился в западном Техасе, в семье баптистов, и если не оговаривать заранее, он автоматически включал родителей и двух сестер в число любимых людей. В действительности он едва выносил их.

— Билли Шарлей и Норма Джин?

Я отрицательно покачал головой.

— Ладно, — сказал он. — Черри Лейн Родент?

— Черри Лейн? Похоже на название улицы.

— Да, это к ней подходит, — заметил Максвелл. — Моя первая девушка. Она уводила в кусты мальчишку и возвращалась с мужчиной.

— Ты любил ее?

— Нет, что ты. Я пошутил. Никто не приходит в голову. — Он задумался. — Раньше я думал, что любил первую жену, но сейчас сомневаюсь. Нет. Наверно, я никого не любил.

— И я тоже.

Я подошел к своему шкафчику. На нем лежало несколько писем от моих болельщиков, счета и уведомления из банка.