Холодная ладонь коснулась ее пылающего лба.
«Adieu, adieu, adieu! Remember me…»[11]
– Ма-шеч-ка-а-а! – надрывался Пармезан где-то совсем рядом. – Мы идем к тебе!..
– О-о-ох, – сказала Маша. – Не будете ли вы так добры, чтобы прекратить мои мучения каким-нибудь скорым и, желательно, безболезненным способом?
– Убить, что ли? – деловито уточнил Тёма Леденцов по прозвищу Леденец.
– Не надейся, Мария Тимофеева, – сухо сказал Гена Пермяков по прозвищу Пармезан. – Доброго отношения ты не заслуживаешь. Поэтому будешь мучиться столько, сколько я сочту необходимым.
– Гена, ты садист? – кротко осведомилась Маша.
– Нет, – ответствовал Пармезан. – Я делаю это сугубо в воспитательных целях.
Маша лежала в своей каюте на диванчике, натянув покрывало до самого носа, который торчал печально и одиноко, как спинной плавник косатки над океанской гладью. Ей было плохо. Да что там: ей было ужасно. Шантаут прекратил свое действие, наступила реакция. Иными словами, Машу не просто укачивало, а штормило. Она боялась пошевелиться или даже закрыть глаза, потому что под смеженными веками шторм незамедлительно превращался в ураган.
Сидевший у нее в ногах Леденец страдал вместе с нею, хотя и по большей части метафорически. Ему было жаль Машу, но он был не в силах чем-то помочь.
Да и Пармезану, который неспешно расхаживал по небольшому свободному пространству каюты, стоило немалых усилий изображать из себя тирана и деспота. Что касалось Маши, то она даже не пыталась следить за его эволюциями, потому что любой движущийся в ее поле зрения объект лишь приумножал мучения.
– Мария Тимофеева, – сказал наконец Пармезан, вдоволь нагулявшись. – Ты была в своем уме, когда затеяла эту авантюру?
– Не уверена, – слабым голосом призналась Маша.
– А в чьем? – спросил Пармезан, слегка потерявшись.
– Я пыталась поставить себя на место первого навигатора Кивилева. Думать как он. Чувствовать то же, что он чувствовал за секунду до смерти. И тут началось… то, о чем я тебе рассказывала.
– Помню, – холодно сказал Пармезан.
– Теперь я думаю, что все случилось неспроста. Привидение попыталось со мной заговорить. Но никак не могло придумать, как ему это сделать. И самое главное: как привлечь мое внимание, – увлекшись, Маша попыталась было принять сидячее положение, но благоразумно отказалась от этой мысли. – О-о-о-ох… Наверное, я была не первая, с кем оно проделывало свои фокусы. Но я оказалась единственная, кто был готов на все, что угодно, лишь бы раскрыть тайну. И, подозреваю, у него были какие-то свои предубеждения против больших человеческих компаний. Уж не знаю, как ему удалось внушить мне странную идею заявиться на звездолет ночью, одной…
– …да еще обожравшись нейрокомпенсатора, – ввернул Леденец.
– …но вряд ли сама я на такое отважилась.
– Напомнить тебе все безумные глупости, которые ты совершала по собственной воле? – сердито спросил Пармезан.
– Не надо меня переоценивать, – с досадой сказала Маша. – Мне и так нехорошо. В конце концов, кто мне говорил, что нужно, чтобы привидения поверили в тебя?
– Я говорил, – подтвердил Пармезан. – С каких это пор ты стала прислушиваться к моему мнению?
– С первой минуты знакомства, – миролюбиво сказала Маша. – Я вообще всех слушаю. Ты видел, какие у меня большие уши? Как у волка в бабушкиной постели. Если я не всегда следую чужому мнению, это не значит, что я пропускаю его мимо ушей.
– Привидению повезло, – с живостью заметил Леденец. – Машка к нему прислушалась!
– Ты можешь меня не смешить? – страдальчески скривившись, спросила Маша. – У меня и без тебя сил нет ни на что. И, кстати, воспитывать меня тоже не стоит, напрасная трата времени в моем состоянии, – добавила она, поведя ресницами в сторону Пармезана.
– Хорошо, – согласился тот немного раздраженно. – Но эксперименты с расширением сознания тебе еще выйдут боком.
– Я знаю, – сказала Маша болезненным голосом. – Все же, привидение сделало странный выбор. Ведь я по-прежнему в него не верю.
– Постой-ка, – сказал Пармезан озадаченно. – Разве ты не ездила с нами в Дублин на рандеву с Мэри Мастерс и безголовым епископом Дермотом О’Хэрли?
Маша попыталась отрицательно помотать головой, но ограничилась едва слышным: «Нет…»
– А как же Леди-в-Белом, Леди-в-Коричневом и Леди-в-Зеленом? – не отступал Пармезан.
На сей раз Маша не ответила, а лишь изобразила на лице всевозможное непротивление злу насилием.
– Да ты у нас прогульщица, – обрадованно констатировал Гена Пермяков.
Маша с отрешенным видом тоненько затянула:
Под небом голубея,
Течет-струится Бея…
– Мы ее теряем, – убежденно произнес Леденец.
– Но в чем-то Маша права, – сказал Пармезан раздумчиво. – Это не привидение в классическом представлении.
– Конечно, – кивнул Леденец. – Неприкаянных душ не бывает. Бывают автономные информационные пакеты разной степени структурированности.
– У информационных пакетов не бывает человеческой натуры, – запротестовала Маша.
– Квантовая репликация нейронных связей!
– Человеческие чувства? – упорствовала Маша. – Память? Речь?..
– Реплицированные квантовые взаимодействия!
– …юмор, наконец?
– Специфические квантовые матрицы!
– Ты несешь какую-то наукообразную белиберду, – укоризненно сказала Маша. – Специально чтобы меня запутать. А я просто хочу понять. Для себя…
– «Серая материя» для серьезного исследователя точно такая же белиберда, – фыркнул Леденец. – А ты, между прочим, ее открыла!
– Это не я, – возразила Маша. – Это они, экипаж «Луча».
– Вопрос спорный… – начал было разглагольствовать Леденец, но встретился с тоскливым Машиным взглядом и артистично закашлялся.
– Машечка, тебе удалось выяснить, кто из навигаторов вступил с тобой в контакт? – неожиданно спросил Пармезан, желая прервать затянувшуюся и явно бесплодную пикировку коллег. – Может быть, Кивилев?
– Не-а, – ответила Маша. – Я даже не уверена, что это был навигатор. Может быть, кто-то из научных офицеров. Хотя… директиву «двадцать восемь-альфа дзета тау» вряд ли мог знать кто-нибудь, кроме навигаторов.
– А ты ее знать не могла, – сказал Леденец. – Что лишний раз свидетельствует о твоей правдивости.
– И, судя по тому, как его забавляло мое к нему обращение в мужском роде, это могла быть женщина.
– Подозреваю, обращение в женском роде развеселило бы его не меньше, – проворчал Пармезан. – Ты должна помнить, что среди навигаторов не было женщин.
– Ну не в среднем же роде было адресоваться, – пожал плечами Леденец. – Тогда бы он точно угорел от смеха.
