приказал раздеться и бросил им пару голубых костюмов, в которых обычно работают медики, после чего предложил холодный завтрак из злаковых батончиков; их пришлось запивать едва теплым кофе. Шарлотта с трудом заставила себя все это проглотить.
Во время перелета сюда она напряженно прислушивалась сквозь рев вертолета к разговорам вокруг себя, надеясь получить какое-то объяснение нападению. Тогда же узнала и имя этого чернокожего военного – Икон. Его европейского напарника, человека с мегафоном, звали Дрейпер.
Икон повел их дальше к одному из металлических ангаров. Втолкнул сквозь дверь на пружине в крошечный тамбур, герметично отделенный от остального пространства. За окошком внутренней двери шлюза Шарлотта заметила ряд современных больничных коек вдоль одной из стен, белые шкафы из нержавеющей стали и компьютерные терминалы возле другой. Там, похоже, располагалась цитологическая лаборатория.
«Что тут происходит?»
– Надевайте! – распорядился Икон, указывая на набор средств индивидуальной защиты, включающий халаты, перчатки и бахилы.
Они подчинились. Шарлотта заметила, что защитные маски представляют собой респираторы с принудительным воздухообменом, работающие на батареях и герметично закрывающие лицо после застегивания. Она надела свой, почувствовав себя так, будто сейчас опустится с аквалангом под воду.
Когда они были готовы, Икон втолкнул их в палату. Сам за ними не последовал – вместо этого передал их своему напарнику. Дрейпер был облачен в точно такие же средства индивидуальной защиты, что и они, только на поясе у него висел огромный пистолет.
– Bienvenue, Docteur Girard [46], – глухо поприветствовал он Шарлотту сквозь маску, после чего кивнул Джеймсону. Обвел рукой обстановку ангара. – Во-первых, позвольте принести извинения за грубую эвакуацию из вашего лагеря, но секретности здесь придается очень большое значение. Хотя я уверен, что вы найдете наш объект куда лучше оборудованным для расследования таинственного заболевания, распространяющегося по Конго.
Шарлотта сглотнула. Она насчитала с дюжину облаченных в халаты и маски фигур, других врачей и лаборантов – сплошь мужчин, частично европейцев, частично местных. Держались те холодно и натянуто, некоторые щеголяли армейской выправкой.
«Этих жестких ребят явно не пришлось силой привлекать на службу…»
Дрейпер повел их дальше.
– В ангаре напротив нашего обустроена лаборатория высокого класса биологической защиты со всем необходимым оборудованием. Там у нас работает отдельная группа. Здесь же мы сосредоточены на клинических исследованиях – наблюдении за состоянием больных, экспериментах с различными программами лечения и поддерживающей терапии… В данный момент у нас здесь одиннадцать пациентов; все в различных стадиях заболевания, что позволяет определить временной график развития болезни. Но мы все еще на самой ранней стадии наших исследований. Многое пока остается неизвестным.
– А как… как долго вы уже здесь? – запинаясь, спросил Джеймсон.
– Три недели.
Гнев на миг загнал страх Шарлотты куда-то вглубь.
– И вам уже так давно известно про это заболевание?
– Non, вы меня не так поняли. Три недели назад – это когда мы обустроили эту точку. А сообщение о первом случае заболевания получили в марте, около шести недель тому назад.
– Больше месяца? – Шарлотта не смогла сдержать ярости. – И помалкивали об этом?
– Как я уже сказал, к соблюдению режима секретности здесь относятся крайне серьезно. Вы – первые люди со стороны, которым позволено принять участие в наших исследованиях. Большинство выступали за то, чтобы просто пристрелить вас обоих.
Джеймсон побледнел и отступил на шаг. Дрейпер поднял ладонь.
– Но я выступил в вашу защиту – на том основании, чтобы воспользоваться вашими знаниями и умениями. Непохоже, что вам удастся бежать с этого острова. И, помимо режима секретности, время тоже является очень серьезным фактором. Мы не можем долго держать происходящее в тайне.
– И что же от нас ожидается? Что мы должны делать? – спросила Шарлотта.
Дрейпер пожал плечами.
– Приносить пользу.
Она поняла невысказанный намек.
«Или умереть».
И все же Шарлотта упрямо сложила руки на груди. У нее не было никаких сомнений, что любое сотрудничество в конце концов закончится в этом самом месте. В какой-нибудь неотмеченной могиле в джунглях. Пока что она видела мало причин помогать этим людям.
Но тут над одной из больничных коек поднялась тонкая рука, и испуганный голосок позвал ее. Повернувшись, Шарлотта увидела Дисанку, которая с трудом пыталась подняться – одна рука ее была прикована наручниками к металлическому поручню койки, другой рукой она прижимала к себе своего малыша. Глаза ее блестели от ужаса.
Шарлотта сделала глубокий вдох.
«Может, я и не хочу помогать этим ублюдкам, но я дала Дисанке обещание».
Она направилась к койке, намеренная сдержать слово. Обвела взглядом полную суеты палату. Кто-то потратил немало капитала и ресурсов, чтобы спрятать этот исследовательский центр и обеспечить его охрану.
«Но кто? И зачем?»
7:18
Нолан де Костер восседал за своим письменным столом на втором этаже подновленного колониального здания – бывшего гестхауса каучуковой плантации на острове Белка. Десять лет назад он превратил это место в частный лагерь для богатых любителей охоты и рыбалки. Принимал здесь послов, деловых шишек, членов королевской семьи, даже африканских полевых командиров… В общем, всех, кто мог понадобиться, чтобы расширить границы его влияния и сохранять удушающий захват, в котором де Костер удерживал здешние края.
Свой кабинет он велел отделать экзотическими африканскими породами дерева – эбенового, розового, черного. Шкафы и стены украшали маски, ритуальные головные уборы, резные чаши и сланцевые идолы со всего континента, многим из которых насчитывались сотни лет. Позади своего шикарного письменного стола он укрепил бесценную барельефную пластину бенинской бронзы из царского алтаря нигерийского племени йоруба и золотую корону, украденную в Абиссинии еще в девятнадцатом веке.
Де Костер находил забавным держать эту корону в застекленном ящичке у себя за спиной. Когда гости усаживались напротив него, казалось, будто золотой венец покоится прямо у него на голове, коронуя его, словно какого-то африканского царя.
Отец Нолана не одобрил бы подобную выставку – будучи, вдобавок, втайне завистливым человеком. Виконт бельгийского королевского двора, родословная которого восходила чуть ли не к самому Леопольду II, некогда владевший этими землями, к моменту рождения Нолана оставил свою семью без гроша – все было спущено в азартные игры, оставив де Костеров богатыми разве что по титулу.
Помимо фамилии, отец – учитель математики в Генте – одарил сына и любовью к цифрам. Успешно закончив Брюссельский свободный университет, Нолан защитил докторскую диссертацию по прикладной математике в области промышленного дизайна. А тридцать лет спустя, в возрасте пятидесяти шести лет, уже стал обладателем состояния в десять миллиардов долларов.
Как раз во время работы над этой диссертацией, посвященной использованию дискретной математики при открытых горных работах, он и понял открывающиеся возможности.
