— Я все равно ничего не понял. Я полицейский. Не врач.
— Когда человек переживает травмирующее событие, оно может запустить защитную реакцию, сила которой ломает психику и буквально расщепляет личность. В зависимости от сценария, состояния психики, обстоятельств и еще тысяч факторов оно может проявлять себя по-разному. Одно из самых редких явлений — фуга.
— Это все похоже на бред сумасшедшего.
Хоул медленно кивнул.
— Психоаналитики упоминают в своих работах эти расстройства. Но почти никто из них не сталкивался с ними вживую. Мне страшно повезло. И если бы диссоциация была предметом моих исследований, я почувствовал бы себя счастливым. Но сейчас я испытываю лишь одно чувство. И оно деструктивно.
— Вы не виноваты, Себастьян, — Офелия положила ему руку на плечо и тепло улыбнулась.
Ли следил за ними без каких-либо эмоций. Он никак не мог уложить в голове то, что ему сказали. Но понял одно. Двух хороших новостей с него достаточно. Есть одна плохая. Может, найдется что-то еще.
— Хоул, вы можете разговорить ее родителей? Мне нужен дневник.
— Я уже спрашивала про дневник, они не знают, — сказала Офелия, бросив на Андреаса усталый взгляд.
— Поэтому я прошу сделать это Себастьяна. Он психиатр. Он работал с Миленой. Вместе с ее родителями он сможет понять, где она его хранила. И найти его.
Себастьян кивнул.
— Ладно. Займусь.
— Доктор Лоусон.
— Да?
— А что с другими выжившими? Прошло десять дней. Неужели никого?..
Офелия снова помрачнела. Медленно покачала головой.
— За это время умерло еще двое. У нас осталось двое, но они не приходили в себя. Состояние стабильное, но тяжелое. Парень и девушка. Вам описать повреждения?
— Боже упаси, — отмахнулся Ли. — Скажите только, есть ли какой-то шанс, что они придут в себя и смогут что-то рассказать?
— Шанс есть всегда, капитан. Мы делаем все, что в наших силах. Прошу извинить. Оставляю вас с Себастьяном. Меня ждут пациенты.
Глава десятая. Офелия Лоусон
16 марта, вечер четверга
Квартира доктора Лоусон, Треверберг
Мередит впервые не пила и сидела не на подоконнике, не на столе, а на стуле, изящно скрестив щиколотки. Она грызла кусочек яблока и с мечтательным видом смотрела в потолок.
— Да, я так и сказала. «С добрым утром, Треверберг. А если вы, как и я, этой ночью встретили любовь всей своей жизни, следующая композиция для вас».
Офелия покачала головой и улыбнулась. Она видела подругу в разных состояниях на всех полюсах эмоционального маятника, но никогда Мередит не светилась изнутри. И никогда не была столь спокойной и трезвой. Она отказалась от вина, попросила чай и фруктов и уже почти час каждой новой фразой приводила доктора попеременно то в восторг, то в недоумение.
— Потом, конечно, приехал Мигель. Я ему сказала, что все кончено. А Андреас не позвонил!
— Не думаю, что он слушает твое шоу, милая, — улыбнулась Лия. — У него сложное расследование. И скорее всего после тебя он поехал сразу в участок. Не обижайся раньше времени. О чем вы договорились?
— Что я сама его найду. Я думала, что через радио это проще всего! Ведь только идиот бы не понял…
— Тебе помочь?
— Лучше расскажи наконец, как провела выходные.
Офелия поперхнулась вином. Она поставила бокал на стол, откинулась на спинку кресла и помрачнела. Как она провела выходные. Волшебно. Лучше всех. И вместе с тем странно! Рамон пугал ее и манил, и внутри себя она приняла решение, что примет все, что он бы ей не предложил. В эти два дня. Ведь она осталась. Водитель уехал. Она осталась, хотя почти все внутри противилось такому скорому развитию отношений. А он… Ничего не было. Она не провоцировала, а он и не стремился. Они разговаривали. О прошлом, об искусстве, о войне. О том, как она вытаскивала раненных с поля боя. Как впервые столкнулась с тем, что даже высший вампир, питающийся эмоциями, может умереть от потери крови. Как не спала неделями и исколесила всю Европу. Он говорил о своем опыте, об ученых, изобретениях, о вечном поиске и экспериментах, углубляться в которые не стал. Через несколько часов они переместились на шкуру медведя, материализовавшуюся у камина. И там наконец он позволил себе ее обнять. И только. Офелия еще помнила это сладкое ощущение его рук на своих плечах. Его дыхания в волосах. Как простая близость Рамона сняла напряжение, сомнения. Только в этот момент она смогла полностью расслабиться. И уснуть. Она уснула прямо там, на шкуре, согретая теплом мужчины и огня. Уснула глубоко, впервые за долгое время спала без снов и тревог. И, проснувшись, обнаружила, что Эверетт перенес ее в спальню. Но самого его рядом не было.
Они встретились за завтраком. Рамон в глаза не смотрел. Он встретил ее приветливо и вежливо, но Офелия почувствовала, что он отгородился. Бой был проигран. Что-то пошло не так. Она что-то сделала не так, и он решил, что больше не хочет иметь с ней дела. Прощаясь, он обещал, что приедет, как только появится минутка, что неделя предстоит загруженная, и он не может все бросить. Но Лия чувствовала себя так, будто с ней прощаются. И она не понимала, куда делись его пылкость и напор. Она ненавидела его вежливость. И поняла только то, что для нее ничего не изменилось. Она пропала в тот момент, когда губы Незнакомца впервые нашли ее. Когда соприкоснулись их руки, тела и, как она, наивная молодая дурочка, думала, души. Не могла же она нафантазировать себе все это? Офелия хорошо считывала любые эмоции и редко в них ошибалась. Но никогда не имела дел с Незнакомцами. Может, у них все иначе? Может, его пылкость была лишь злостью, а потом он решил, что игра не стоит свеч? Она явно ему не понравилась. Когда мужчине нравится женщина, он не бережет ее, он ее берет или хотя бы пытается. Тем более, когда для этого созданы все условия.
На глаза навернулись слезы.
— Думаю, что он больше не появится.
— Я видела его. Я тебе говорила? Он сидел в «Алой мантии» вместе с Ли.
Офелия посмотрела на подругу, сомневаясь между желанием откусить ей голову и прижать к себе. Говорить о Рамоне было мучительно больно. И сладко.
— Вот видишь. Ходит по клубам, наслаждается жизнью.
— Он не выглядел так, будто наслаждался с жизнью. О чем-то спорил с Андреасом, потом купил для меня коктейль и сказал, что это Ли. Я думаю, они говорили о тебе. И думаю, что твой адвокат дал понять моему полицейскому, что с тобой ему ничего не светит.
Лоусон слабо улыбнулась, допила вино и налила еще.
— Ты просто меня утешаешь. Спасибо, Мер.
— Нет, не утешаю. Ты же знаешь, у меня хороший слух. Да и они особо не скрывались. Эверетт конкретно сказал полицейскому тебя не трогать, я слышала. Ты думаешь, я не узнала их? Узнала. И поэтому не ушла из этого скучного клуба сразу же. Мне стало интересно. Мы с тобой редко говорим о мужчинах, тем более, сразу о двух. А тут такое. Кто бы мог подумать, что мистер Эверетт обеспечит мне такую шикарную ночь. Ты, кстати, не против, что я …
Лия рассмеялась.
— Все уже сделано. Ли твой. Не претендую. Да и… — она поболтала вино в бокале. — Я не знаю, что мне делать, Мер. Закрывая глаза, я вижу его лицо. Я чувствую его руки на своих плечах. Когда он обнимал меня, сидя на шкуре, я думала, что в этот миг могла бы умереть. Умереть без страха и сожаления. Это было так чудесно. Это было так… невероятно. Я не могу тебе объяснить…
— Ты просто влюбилась, — улыбнулась подруга. — Как чудесно, Лия. Я уж не мечтала, что когда-нибудь увижу тебя такой. Влюбленная Офелия Лоусон. Боже мой. Приходи на мое шоу! Покажем тебя, как диковинку. Ты знаменитость. Страдающая знаменитость — это успех.
Лоусон отмахнулась. Она не умела злиться на подругу. Хоть Мередит была радиоведущей, а не журналисткой, чувством такта она не обладала. И порой ее поддержка выглядела как самое настоящее издевательство, но до сего момента подобное Офелию не трогало.
