— Сейчас нас огнем накроют!
Стоявший с краю солдат пытался отбежать от «хаммера», но мимо тут же просвистела пуля, выбив фонтанчик земли. Их обложили — и, наверное, скоро убьют.
Но тут солдат с другого края цепочки повернулся и увидел мою машину. Автомат у него лежал на коленях — он держал его одной рукой, а другая сжимала что-то на шее. Крест, подумала я, но увидела его лицо, и поняла — там осколок снаряда. Осколок, подвешенный на кожаном шнурке.
Он смотрел на меня круглыми карими глазами, кожа под жарким солнцем успела заметно потемнеть с того времени, когда я его видела. Это был Бреннан — один из тех, кого я вылечила в ту памятную ночь.
Его губы шевельнулись, и по их очертаниям я разобрала свое имя. Звук сквозь шум боя не доходил.
— Мередит, — сказал он.
«Хаммер» поехал к нему. Пули словно отклонялись от бортов машины, а следующая ракета прошла на волосок мимо. Ее разрыв отдался гулом у меня в костях, песок и комья земли сухим дождем застучали по гладкому металлу капота.
Я открыла дверь, но видел меня как будто один только Бреннан. Остальных я не знала, они были не мои. Бреннан снова произнес мое имя, даже сквозь звон в ушах я разобрала его шепот:
— Мередит.
Он протянул ко мне руку — ту, в которой сжимал осколок.
— Ты что? — спросил его кто-то из товарищей.
Только когда его рука коснулась моей, меня и машину увидели остальные. Под удивленные возгласы автоматы повернулись ко мне, но Бреннан закричал:
— Она своя, своя! Скорей в машину!
— Откуда она взялась? — выразил общее недоумение другой солдат. — Как она…
Бреннан толкнул его к передней двери.
— Вопросы потом.
Еще один снаряд упал, почти задев их джип, и вопросы мгновенно отпали. Кто-то воскликнул: «Водителя нет!», но все запрыгнули в машину — Бреннан пролез на заднее сиденье ко мне, — и едва последний оказался внутри, «хаммер» поехал прочь. Мы только успели добраться до не тронутого разрывами участка дороги, как оставшийся позади армейский «хамви» взлетел на воздух.
Кто-то повторил:
— Накрыли нас огнем, гады.
С переднего сиденья повернулся солдат, спросил:
— Бреннан, что это такое, мать его?
Бреннан глянул на меня и сказал:
— Я молился о спасении.
— Да, Бог тебя хорошо слышит, — поднял брови тот.
— Я не Богу молился, — поправил Бреннан. Он посмотрел мне в глаза и осторожно протянул ко мне руку, будто боялся дотронуться.
Я приложила его ладонь к своей щеке, почувствовала песок, грязь, кровь. Рука, сжимавшая осколок, была ранена.
— Я молился Богине.
— Ты призвал меня кровью, металлом и магией, — прошептала я.
— А ты где? — спросил он.
— В Лос-Анджелесе, — сказала я. Мой сон, или видение, или как его еще назвать, начал таять и колебаться, и я сказала громко в воздух: — Черная моя карета, увези их от опасности. Пусть никакой вред не коснется моего народа.
На приборной панели затрещало радио, заставив всех вздрогнуть, а потом нервно рассмеяться. «Игле» пели нам «Будь спокойней».
Кто-то из солдат спросил:
— Это что, сцена из «Трансформеров»?
Я еще услышала их смех, а потом сон кончился, и я проснулась, сидя на кровати между двумя мужчинами, выпрямившись, будто кочергу проглотила.
Кровать была усыпана розовыми лепестками.
Кроме меня, не спал только Рис. Гален и Вин спали сном младенцев, их не разбудили даже лепестки, усыпавшие лица и волосы.
— У тебя на щеке что-то, — сказал Рис, протянув ко мне руку. — Ты ранена? — спросил он, увидев кровь и грязь у себя на пальцах.
— Это не моя кровь.
— А чья же?
— Бреннана.
— Того капрала, которого ты вылечила? Который воевал за нас?
— Да, — сказала я. Мне хотелось спросить, давно ли Рис на меня смотрит. Хотелось знать, оставалось ли мое тело в постели или я исчезала, но спрашивать было страшновато. Все же желание знать пересилило.
— Ты давно не спишь?
— Я почувствовал прикосновение Богини. Она меня разбудила, чтобы я хранил твой сон хотя с обязанностями я плохо справился, видимо, раз ты вернулась с кровью Бреннана на лице.
— А почему не проснулись Гален и Вин? — спросила я, машинально приглушая голос, как всегда делают рядом со спящими.
— Не знаю. Пусть спят, а мы пойдем поговорить в гостиную.
Не споря, я выскользнула из засыпанных лепестками простыней и тепла мужских тел. Вин заерзал, съезжая в оставленную мной ямку, но заснул еще глубже, едва привалился к Галену. Гален даже не шелохнулся — что было несколько странно. Спит он крепко, но все же не настолько.
Рис подобрал кобуру, пистолет и короткий меч, который он носил на спине. Лицензию на ношение огнестрельного оружия он получил как детектив, но меч имел право носить только потому, что официально числился моим телохранителем, а на меня могли напасть такие существа, от которых клинок защищает лучше пули.
Оружие он собрал, а об одежде даже не задумался. Переложив все оружие в одну руку, он протянул другую мне, совершенно нагой. Я нагнулась за шелковым халатом, упавшим на пол. Мне бывает холодно, Рису — почти никогда. Он, как и Холод, был когда-то божеством явления, которое похолоднее калифорнийской ночи.
Положив оружие на кухонный стол, он включил лампочку над плитой — в тихом темном доме зажегся уютный огонек. Кофеварка была готова с вечера, ему надо было только ее включить.
— Ты просто кофе хотел, — подколола я его.
Он улыбнулся:
— Кофе всегда в радость, но я решил, что разговор ожидается долгий, а я сегодня работал весь день.
— Промышленный шпионаж с использованием магии, да?
— Да, но Богиня разбудила нас не для обсуждения материалов дела.
Я завязала халат на поясе. Халат был черный, с красными и зелеными цветами. Чисто черное я носила крайне редко — это был фирменный цвет моей тети Андаис. Волосы у меня уже настолько отросли, что пришлось их убирать, расправляя воротник халата.
