Речь оборвалась на полуслове. Я открыл следующий файл. Перед глазами развернулся огромный архив. Подборка исторических документов и свидетельств: тут и таблицы с датами событий, фотографии археологических памятников разных эпох, сканированные страницы старых книг, написанных на непонятных языках. В основном, от руки.
Листая электронные страницы, я осознал, что могу просматривать их сколько угодно долго, но ничего не пойму. А о чём всё это говорило профессиональному историку? И говорило ли вообще? По крайней мере, для меня материалы электронной книги были только картинками, которые подчинялись движению мизинца.
Раз… и картинка уходит влево, за границы экрана, словно соскальзывает в зазор небытия. И её сменяет другая.
Вот в самом низу картинки подпись: «Условно добиблейская эпоха». На фотографии видна полуобвалившаяся стена из глиняных кирпичей посреди песчаной пустыни.
Раз… и ей на смену приходит следующая фотография. Рисунок на кирпичной стене. Похоже на крылатого льва с человеческой головой. Видны следы от пуль. Внизу подпись: «Древний Ирак, район Месопотамии».
Раз… Увеличенный фрагмент предыдущей фотографии со следами от выстрелов. Есть пояснение: «Очередь из винтовки М16».
Дальше тема изображений сменилась. Только смысла в них не прибавилось. Эпоха сменялась эпохой, подчиняясь движению моего мизинца. То же самое с географией. Вавилон, древняя Сирия, Палестина… Бессмыслица. Мелькание плоских картинок не вызывало сколько-нибудь значимых мыслей или чувств. Перед глазами мелькали старые барельефы: римские или греческие солдаты застыли в поединке с восточными варварами, затем цивилизованные победители в тогах праздновали победу, предаваясь возлияниям, а поверженные враги, пленники и рабы вместе с награбленным смиренно брели куда-то за пределы мраморной плиты. Всё выглядело слишком плоско, материал местами скололся, лица людей было трудно разглядеть. Возможно, подобное когда-то являлось реальностью, но теперь, для меня это всего лишь старая осыпающаяся картинка.
Что, если бы у меня была возможность дотронуться до настоящего барельефа? Смогла бы та реальность… Вряд ли. Она как дождь, от которого мы укрыты зонтами и крышами.
Теперь ритм истории задается движением мизинца, который листает картинки на экране электронной книги. Неважно, что там, на картинке. Всё уравнивается. Судьбы и войны, эпохи, простые люди, вожди. Герои, предатели. Они выстроены в один ряд перед моим взглядом.
Похоже на фотоотчёт. Беспристрастный? Бесчувственный. Он просто показывает, что было. Что считалось естественным, неизбежным. А мораль… человечность… где-то на уровне шума.
А раз морали нет в прошлом, то её нет в настоящем. Не будет и в будущем. Так что впереди странный мир, у которого ампутировано нечто важное. Вспомним ли мы, что именно? Без посторонней помощи?
История представилась мне в виде нарезки, в которой не хочется разбираться. Да и зачем? Я уже забыл те картинки, что листал вначале.
* * *
Постепенно я потерял концентрацию и отстранился от того, что мелькало на экране книги. В сознание проникли голоса участников дебатов.
Один говорил о свободном рынке наркотиков (они же релаксанты), о том, что люди не машины, и что им надо расслабляться. Другой призывал заниматься развитием молодёжных контрстилей и субкультур. Третий заикнулся о возвращении ко всеобщему образованию, но его тут же осадили. Мол, обязательное образование сокращает базу для культурного разнообразия. Странные люди: отрицая разум, они используют разумные доводы.
Слово взял ещё один полудурок. Вот его я сразу узнал… Тот нашумевший процесс, «обезьяна против человека». Он возглавлял группу юристов, которая представляла права обезьяны (мартышки) и вела процесс от её имени. Они пытались поднять вопрос об имущественных и юридических правах человекообразных обезьян – после того как их признали личностями по итогам предыдущих процессов. Тогда к нему и приклеилась кличка «либермартышка». Или нечто в этом роде.
Ничего по делу он не сказал. Разве что выступил против самих выборов. Дескать, комитет нужно формировать не путём общенародного голосования. Но тогда какого чёрта сам припёрся в студию?
Вот очередная голограмма переспрашивает другую:
– А эта ваша либеральная экономика… это что – наука или идеология?
В ответ ни звука. Видимо, виртуальный оппонент чувствует скрытый подвох.
– Религия? – добавляет первая голограмма.
Как там его? № 1. Так и есть. Деловой костюм и галстук. Ничем другим от остальных не отличается.
– Конечно, наука! – не выдерживает вторая голограмма-костюм.
– Но тогда она должна развиваться! Её положения нужно пересматривать. В науке не места догмам.
В ответ – практически мат.
Интересно, что сегодня прогрессисты оказались в меньшинстве. Что, если либералы на самом деле оттеснят социалистов и возьмут большинство в комитете? Что будут делать с Олимпом? Взорвут на хрен?
Внимание привлёк кандидат, выделявшийся на фоне остальных. Его голограмма рябила. Сплошь покрывалась помехами. С ней было что-то не так. Она выглядела неправильно. Я никогда раньше не видел подобных помех.
Мужчина говорил с явным арабским акцентом:
– Недавно я поставил эксперимент: заказал профессиональному культурологу фильм о зарождении и развитии западной цивилизации. С одним условием, чтобы он длился не более пяти минут. Так вот. Культуролог уложился в три с половиной минуты и даже гордился этим.
– Чем? – спросила удивлённая голограмма ведущей. Ещё один деловой костюм. Только с юбкой.
– Тем, что умудрился сжать века развития цивилизации. Всего три с половиной минуты.
– Получился невнятный каламбур?
– Наоборот, я посчитал его профессиональным и честным. Мелькание картинок от древней Греции до сегодня со всеми реверансами в сторону рациональности, науки и прогресса не заняло и четырёх минут. Это их объективная оценка.
После небольшой паузы ведущая сменила тему:
– М-м… месье, шейх Айман, ваше появление в списке для голосования оказалось… неожиданным. Некоторые считают, не вполне законным.
– Проверка процедуры выдвижения идёт полным ходом. Пока нарушений не выявлено, – араб расплылся в улыбке. – Иначе мы бы с вами не говорили. Система электронных избирательных протоколов безупречна, не так ли? Хакерам не под силу взломать её. Она – то основание, в котором не принято сомневаться.
Я пригляделся к нему. Мужчина лет пятидесяти в фольклорной восточной одежде, с окладистой чёрной бородой и тёмно-карими глазами.
Женщина продолжала интересоваться новым кандидатом, очевидно, совершенно не зная его: