Ллойд Биггл-младший - Все цвета тьмы

Все трое торжественно подняли бокалы.

Даржек мало-помалу привык к тому, что его окружало, и вид инопланетян больше не казался столь уж гротескным. Непривычная, неумолчная какофония Алисиных песен приобрела для него своеобразную мелодичность. Он отметил, что, исподволь прислушивается к ней и даже, предвкушая, ждет одной из тех нескольких песен, которые Алиса повторяла чаще других. Что должна была выражать их мелодия? Что означали слова?

Однако он был крайне изумлен, внезапно поняв, что Алиса и Ксерк любили друг друга, точнее говоря, — испытывали друг к другу чувство, которое заменяло их расе любовь.

Любовь эта, насколько Даржек мог судить, не подразумевала никакой физической близости. Они никогда не касались друг друга, не считая того раза, когда Алисе пришлось экстренно залечивать рану Ксерка. Они почти не разговаривали друг с другом. Они даже не смотрели друг на друга. И все же Даржек был уверен: к их странным отношениям лучше всего подходит слово «любовь».

Он попросил дополнительных разъяснений у Исайи, но тот, после долгих изысканий в тончайших языковых нюансах, решительно опроверг его догадки.

— А как бы ты сам назвал это? — спросил тогда Даржек.

На это Исайя не смог ничего ответить.

— Мне нужно подумать, — сказал Даржек.

— Конечно.

Исайя вежливо удалился на вторую палубу, а Даржек уселся на свою подстилку, закурил одну из нескольких оставшихся сигарет и приказал мозгу думать.

Поняв, что непрестанные кошачьи концерты Алисы на самом деле являются песнью любви и нежности, он впервые осознал в полной мере весь ужас того, что натворил. Вот так, в минутном слепом порыве, совершенно не подумав о последствиях, он обрек на смерть пятерых живых существ. А после — только и делал, что торчал в их капсуле бельмом на глазу, обращаясь с инопланетянами, точно с обитателями зоопарка, в чьей клетке его заперли по ошибке, тщательно подбирая слова и действия так, чтобы добиться от них неких реакций, которые смог бы подвергнуть анализу и классифицировать. И вовсе не воспринимал их, как разумных, способных тонко чувствовать существ, с собственными устремлениями, печалями и радостями…

Он не считал их… человеческими существами, а они, тем не менее, были во всем подобны человеку, вот только подобие это выражалось странным, непривычным для него, Даржека, образом.

«Похоже, им не хватает мужества встретить критическую ситуацию лицом к лицу, — размышлял он. — Но обвинять их в этом глупо: знавал я бизнесменов, профессоров или, скажем, водителей автобуса, которые потеряли бы голову в обстановке гораздо более безобидной. Одним словом, я эту кашу заварил, мне ее и расхлебывать. И что же я, черт побери, тут могу предпринять?

Быть может, среди припасов имеется что-нибудь подходящее, чтобы подать сигнал бедствия? Фальшфейер, например, или сигнальная ракета… Но тут же он отбросил эту мысль, безнадежно махнув рукой. Если уж никто не прореагировал на вспышку при взрыве энергетической установки, о каких ракетах может идти речь? Разве что о стратегических, с ядерными боеголовками.

Вдобавок, инопланетяне считают этот путь к спасению неприемлемым. Похоже, согласно их таинственному Кодексу, быть спасенными экспедицией с Земли — хуже, чем смерть. И он, Даржек, уж конечно, не сможет загладить свою вину перед ними, вытащив их из ужасного положения и тем самым втравив в положение, которое они сочтут еще более ужасным.

И досадовать на их менталитет — бессмысленно. Кодекс там или не Кодекс, а что с ними будет, попади они в лапы Космической Администрации США или ее русского аналога, вообразить себе — легче легкого. Остаток жизни они проведут в специально для них выстроенном зоопарке, давая регулярные представления для ученых и политиков, а дважды в неделю — еще и утренники для газетчиков.

„Так что, — сказал он себе, — если уж спасать их, то — на их собственных условиях. Которые, для начала, неплохо бы выяснить“.

Отправившись на поиски Исайи, Даржек обнаружил его на второй палубе, недвижно сидящим на корточках.

— Этот ваш Кодекс, — начал он. — Расскажи мне о нем.

— Я не могу этого сделать, — отвечал Исайя.

— Почему?

— Кодекс не позволяет этого.

Даржеку пришлось отвернуться, чтобы скрыть досаду.

— Знаешь, — сказал он, — обидно, что мы не можем доверять друг другу, хотя умирать нам — вместе.

Исайя издал отрывистый звук, означавший на его родном языке согласие.

— Сыграем еще? — спросил Даржек.

Они спустились вниз, и Даржек извлек из своего ящика записную книжку и карандаш. Как-то ему пришло в голову научить Исайю детской игре в „крестики-нолики“. Инопланетянина она привела в восторг. Он был столь наивен, что, не поддайся Даржек, никогда бы не выиграл. Но даже бесчисленное количество поражений не могло обескуражить его. Они довольно быстро заполнили блокнот Даржека полями для игры и теперь вернулись к первый странице, старательно используя каждый дюйм свободного пространства. Несообразительность инопланетянина интриговала Даржека не меньше, чем его энтузиазм.

Вдобавок, Исайя был одинок, держался особняком от остальных. Кому же, как не ему, оказаться самым слабым из пятерых, кто же еще скорее поддастся на уговоры и поведает ему, Даржеку, то, что он хочет знать? Если б только отыскать способ воспользоваться его слабостью…

„Стоп, — одернул себя Даржек, — неверно. Задача стоит иначе: имеется ли у него слабость, которой можно воспользоваться?“

Он передал Исайе блокнот.

— Должен признать, что ваш народ далеко опередил нас в технике и медицине, — заговорил он. — Но, что касается вашей этики… Она, в лучшем случае, второсортна.

Исайя замер, не дочертив очередной крестик, и уставился куда-то вдаль над головой Даржека. И хотя Даржек „подружился“ с инопланетянами, они до сих пор избегали встречаться с ним взглядами.

— Наша этика? Второсортна? — переспросил Исайя.

— Второсортна, — подтвердил Даржек.

— Не понимаю.

— Взять хотя бы ваш Кодекс. Ты говорил, что дал клятву блюсти его и скорее умрешь, чем нарушишь данное слово. И, похоже, полагаешь, что сей факт подтверждает высоту вашей этики.

Исайя молчал, не отрывая карандаша от бумаги.

— Возможно, оно и так, — продолжал Даржек. — Но подумай вот о чем: разве я давал клятву блюсти ваш Кодекс?

— Конечно, нет, — ответил Исайя. — Ты даже не знаешь нашего Кодекса.

— Верно. Однако вынужден умирать за то, чтоб он был соблюден. Несмотря на то, что даже не знаю его. Как ты это оценишь с точки зрения своей этики?