— Я не берусь утверждать… Возможно, расследование прояснит…
— Расследование? Нет, расследование не прояснит, — сказал король.
— Тогда, может быть…
— Маркиз! — перебил Венцлав. — Ты хорошо меня слышал? Я сказал, что расследование ничего не прояснит. Потому что никакого расследования не будет!
Министр удивленно уставился на короля.
— Что ты таращишься? По-моему, я все понятно сказал.
— Так точно, ваше величество, — поспешил подтвердить министр, сгибаясь в поклоне. — Я все понял: расследование не проводить.
— Нет, ты не совсем правильно понял. Расследование проводить, только проводить его будет градоправитель, а наши агенты пусть занимаются делами более важными. Ясно?
— Слушаюсь, ваше величество.
— Ну вот, так-то лучше. Кстати, что там за слухи из Междулесья?
Министр заглянул в доклад.
— Необъяснимая смертность среди крестьян. В народе ходят слухи о колдовском происхождении проблемы…
— Вот и занялись бы этим делом, вместо того, чтобы всякие пожары изучать! — предложил Венцлав.
— Так ведь, ваше величество, этим делом занимается Святой Орден…
— Ладно, пусть занимается. У тебя еще есть новости?
— Нет, ваше величество, это все.
— Тогда можешь идти.
— Слушаюсь, ваше величество…
Министр удалился.
Венцлав несколько мгновений задумчиво смотрел в одну точку.
— Да, ваше преосвященство, — пробормотал он, — вот так-то!
— Графиня, позвольте представить вам моего друга. Артур Каймон, маркиз Инсуэльский.
Маркиз коротко кивнул.
— Графиня Валерия Ла Карди… — продолжал герцог.
— Ну, если вы так официально, Владимир… то тогда уж не графиня, а Принцесса. Принцесса Крови.
— Чрезвычайно рад знакомству, — маркиз расплылся в улыбке.
— Охотно верю, — сказала графиня. — Прошу располагаться поудобнее. Быть может, желаете выпить?
— Нет, благодарю, — герцог занял кресло рядом с графиней.
— А я охотно бы выпил, — сообщил маркиз, усаживаясь.
Графиня сделала знак слуге.
Он исчез, но через мгновение появился с подносом. На подносе стояли три хрустальных бокала с золотистым вином.
— О-о-о, «Осенний цвет»! — маркиз проявил незаурядные знания в области вин. — Но не буду же я наслаждаться таким божественным напитком в одиночестве…
Графиня и герцог тоже пригубили вина.
— Вы, маркиз, надолго к нам прибыли? — поинтересовалась графиня.
— Пока что не решил, — ответил маркиз. — Я вообще очутился здесь случайно — проезжал мимо и заехал к герцогу в гости.
— Понятно. Ну и как вы находите здешние места?
— Дикий край, — сказал маркиз. — Никакой цивилизации. Не понимаю, чем здесь можно заниматься.
— А как же охота? — с легким удивлением спросил герцог. — Ведь вы страстный охотник.
— Охота здесь действительно должна быть хорошей — леса просто кишат дичью. Но я, честно говоря, привык охотиться в большой компании. Этакая грандиозная охота, которая плавно переходит в пир, — засмеялся он. — Здесь это вряд ли получится из-за отсутствия шумной компании приятелей.
— Тогда вам здесь не понравится, — холодно сказала графиня.
Маркиз ничего не ответил.
Молчание несколько затянулось и маркиз не выдержал.
— Сегодня прекрасная погода, — с натугой сказал он.
— Да, отличная тема для поддержки разговора… — ответила графиня.
Герцог кашлянул.
— Графиня пренебрегает условностями этикета, — извиняющим тоном произнес он. — Воспринимайте ее слова как шутку.
— Да я и сам пренебрегаю этикетом, — заявил маркиз, насмешливо поглядывая на графиню. — Помню, еще в детстве моя горячо любимая маменька частенько ругала меня за то, что я жрал варенье прямо из вазы, причем руками.
— Как неблагородно! — скривилась графиня.
— Но вполне естественно, — сказал маркиз. — А вы, графиня… то есть принцесса, очень цените в людях благородство?
— Что вы, маркиз! Я этого не говорила. У меня по поводу благородства свое суждение. Уж не знаю, совпадает ли оно с вашим, но с суждением Владимира, по крайней мере, не совпадает. В принципе.
— Интересно было бы услышать…
— Правда? Но, может быть, еще вина?
— С удовольствием!
Слуга наполнил бокал маркиза.
— Да, так о чем мы говорили? Ах, вспомнила: о благородстве. Ну, поскольку вышеупомянутое понятие состоит из нескольких частей, было бы уместнее рассмотреть их каждое в отдельности. Итак, что же такое есть благородство? Это высокая нравственность во-первых, самоотверженность во-вторых и честность в-третьих. Вы со мной согласны?
— Абсолютно, — развязно сказал маркиз.
— А по-моему, вы кое-что упускаете, Валерия, — заметил герцог. — Вы упускаете происхождение. Только чистокровная дворянская родословная гарантирует истинное благородство.
— Вам не кажется, Владимир, что вы путаете благородство как понятие с благородством происхождения?
— Гм, возможно, — согласился герцог. — Продолжайте, пожалуйста.
— Благородство — черта поведения, которая может проявляться независимо от происхождения. Ею может обладать и принц, и смерд, — пояснила графиня.
Маркиз насмешливо хмыкнул.
— Это что-то новое. Подумать только: «благородный смерд»! Но оригинально, несомненно оригинально.
— Оригинальность добавляет в жизнь разнообразия, не так ли? Но вернемся к составным частям благородства. Высокая нравственность. Каково происхождение нравственности, как вы думаете?
— Я думаю, нравственность — это миф, — небрежно произнес маркиз. — Люди любят мечтать о совершенстве, вот и придумали себе шаблоны, идеалы. Все говорят, что надо следовать высоким нравственным принципам, только не у всех выходит. Да оно и неудивительно — человек как был животным, так им и остается. А нравственность противоречит природе.
— Каким же, позвольте узнать, образом? — спросил герцог.
— Да очень простым.
Маркиз отпил вина. — Представьте себе, что я возжелал вашу жену, герцог. Как человек нравственный, я должен буду ужаснуться, презреть самого себя и побежать исповедоваться. Но в природе такое поведение обернулось бы тем, что я лишился бы потомства. Волк перегрызает другому волку горло за волчицу, и это вполне нравственно с его точки зрения.
— Ошибочная точка зрения, — сказала графиня.
— Почему же?
— Потому что к человеческому обществу нельзя применять законы, применимые, скажем, к животному миру. Человек довольно сильно отличается от волка, а государство от волчьей стаи еще сильнее. У нравственности иные корни. Это просто… договор. Стремление к порядку, необходимые для выживания условия. Если каждый человек, к примеру, «возжелает жену ближнего своего» и начнет добиваться ее вашими волчьими методами, то общество превратится в сплошную бойню. Воцарится хаос, а это в конечном счете приведет человечество если не к гибели, то к упадку. Человек, который идет против нравственности, становится врагом общества. Убийца, вор, насильник — это волки-одиночки. Но здесь мы сталкиваемся с парадоксом «личность-общество». Действительно, для общества в целом, определенные временем и государственным строем нравственные положения являются безусловно полезными и нужными. Однако, при любом строе всегда находятся люди, которым этот строй не подходит. А раз он им не подходит, они обречены на вымирание. К таким людям уже не применимо понятие нравственности, подходящее для всего общества. Для них эта нравственность губительна. И все же это не оправдывает их. Они обречены на травлю со стороны толпы и на всеобщее презрение. Другое дело, если они оказываются достаточно сильными, чтобы прийти к власти и создать свое государство, изменив нравственность на свой вкус. Вот тогда они неожиданно становятся нравственными до умопомрачения. Возьмите бродягу с большой дороги, который за миску похлебки готов перервать другому горло, и сделайте его герцогом. Дайте ему вотчины и приличный капитал. И увидите, каким он станет нравственным. Правда, это только при условии, что до этого он нарушал нравственные нормы лишь из-за безвыходных обстоятельств. Иначе он будет до тех пор безнравственен, пока не перевернет существующие моральные нормы вверх ногами, переделав их под себя…
