— Давай я, — предложил Миша, когда Аля натирала морковь на крупной тëрке.
— Нет, ты быстро трëшь, и стружка выходит короткая. А нужна длинная, — старательно водила морковью по тёрке внучка.
Соль, перец и лавровый лист добавлял Генка.
— Мам, она правда готовит! — сын был заметно удивлён.
— Учится понемногу, — улыбнулась я.
Интерес внучки к домашним делам, мы с Геной охотно поощряли. И неважно, что самим проще и быстрее, девочка училась. И пусть уборка в комнате занимала у неё полдня, делала она её сама и на совесть. Гена потом ходил и проверял, точно так же, как делал это в казарме.
— Мишка прямо не отлипает, — с улыбкой наблюдала я за сыном и Алей с Ксаной, при поддержке дяди бегающих по бревну на детской площадке.
— Лечится, — тихо ответил Генка. — Война это страшно. Этот след страшнее чумы. И он как язва! Со временем только шире и больше. Дети, это единственное, что способно справиться с этой заразой. Просто дети, это самый светлый и яркий символ жизни. И в Альке Мишка нашёл лучшее лекарство. Пока она рядом, память о войне спит.
Велосипед Але Мишка купил через день. И уже вечером учил Лисёнка и Ксану кататься. Страховочные колёса он сразу открутил. Ксана освоила эту науку чуть быстрее, чем Аля.
— Просто смотри вперёд и быстро крути педали! — подсказывала она.
Зато Алька первой научилась поворачивать не останавливаясь.
Приехал и Костя. Навестить нас и Алю, и встретиться с братом. И хотя вроде всё было нормально и правильно, некоторое напряжение чувствовалось. Когда же Миша и Костя вдруг решили «пройтись», я почувствовала, что добром эта прогулка не закончится.
— Дина, — прибежала чуть позже Полина Елизарова, у которой квартира была за нами, и окна выходили на обратную сторону, за дом. — Там твои мальчики сейчас похоже драться начнут.
Я бросилась к окну, но застала уже разгар ссоры.
— Это просто была ошибка! — резко ответил на что-то Костя.
— А у тебя всё просто! Одного не пойму, как у нашей матери, появился ты? Мама чужого нагуляша приняла, выростила, я себя чужим никогда не чувствовал. А ты от ребёнка отказался, потому что у неё там что-то не так? — кипел Миша. — Просто ошибка! У тебя всё просто ошибка! От дочери отказался, просто ошибка. Присел по убойной статье, тоже просто ошибка. А не до х@ра у тебя просто ошибок?
— Не тебе меня моими ошибками попрекать! — схватил за ворот брата Костя. — Если бы не та ошибка, то вот лично ты уже лет семь гнил бы в выгребной яме у талибов с отрезанным носом и яйцами!
— Чего? — тоже схватился за рубашку брата Мишка. — Ты из этих что ли? Вот как ты тогда узнал?
— И что, что из «этих»? Лучше было бы матери на твой изуродованный труп смотреть? — рыкнул в ответ Костя.
— Погибших привозили в цинковых гробах, и вскрывать не давали. Так что ничего бы никто не увидел. И я офицер, я выбрал присягу и погоны. А не крыса, как ты, что для бандюков оружие с войны скупала. И за яйца мои не переживай. Даже если б и отрезали, я мужиком от этого быть не перестал бы. В отличии от тебя! — тряс брата Миша.
В этот момент к ним подбежали Аля с Ксаной, успевшие набрать в таз, в котором мы мыли полы воды. И вдвоём выплеснули на Костю и Мишу.
— Так бабушка Городянка делала, когда коты драться начинали! — с неожиданной злостью сказала Аля.
— Малышка, ты чего? — мгновенно обернулся Миша.
— А вы чего? — дрожащий голос выдавал испуг внучки.
— Взрослые иногда решают неприятные вопросы. И ругаются, когда иначе нельзя. — Ответил ей Миша, поднимая девочку на руки и отворачиваясь от Кости. — Просто есть поступки, которые нельзя совершать, понимаешь?
— Это из-за того, что я у бабушки с дедушкой живу? — я замерла у окна, понимая, что видимо и до внучки доходят какие-то разговоры. — Ну и хорошо. Вот у всех есть родители, а у меня дедушка и бабушка. И мне родители не нужны. Ну раз они есть и приходят, то и ладно. Мне посидеть с ними не трудно, а бабушка с дедушкой радуются. Чего из-за этого драться?
— Это тоже просто? — спросил Миша у Кости, явно намекая на озвученное отношение девочки к родителям.
Больше Костя и Миша даже не разговаривали, хоть и сидели за одним столом. Гена похоже как я пытался понять по услышанным обрывкам всю картину. Спасали положение Аля, Света и Игорь, которые без умолку разговаривали со всеми по очереди. Ссора между двумя сыновьями так и осталась нерешённой. Но я надеялась, что всё-таки они помирятся.
— Мам, он тоже не прав! — сказал Костя, когда я попыталась поговорить с ним на эту тему. — Все выживали. Кто как мог!
— Но не участвуя же в воровстве оружия во время войны! — нахмурился Генка.
— Пап, прям из окопов выгребали! — оскалился Костя. — Ты вообще не в курсе, что и как происходило. Той армии, что победила в Отечественной, давно нет. Это только такие мамонты как ты, ещё в каких-то иллюзиях. И так, для справки. С армейскими связывались только полные отморозки. Потому что кидалово сплошное. А большая часть трафика шла через полевых командиров.
— То есть через тех, с кем воевал твой брат, — напомнил ему Гена.
— Да. И через них же о своих договаривались. И выкуп передавали. И ребята, афганцы, которые раньше Мишки вернулись, сами через этих же командиров, с которыми воевали, своих пленных вытаскивали. И договаривались, чтобы хотя бы раненых оставляли. — Со злостью ответил Костя. — Про этого вояку в своё время тоже вовремя сообщили.
— Как? — спросил Генка тем тоном, который сыновья хорошо знали и переставали спорить.
— Я во время отсидки подружился с Ахатом, он с Кавказа. Его семья курировала один из путей. Я ещё в самом начале просил за Мишкой присмотреть. Отцу Ахата, Афзалу и сообщили, что тот, про кого он говорил, ранен и нуждается в транспортировке. Первую помощь, чтоб он вообще выжил, ему моджахеды же и оказывали. Потом уже нашим передали. — Узнавали мы подробности той давней истории.
— М-да, — вздохнул муж. — Мишке тяжело будет это узнать. Виноватым себя будет считать перед теми, кто погиб.
— Вот и не х@р ему это знать! — отвернулся Костя. — Я сделал правильно. Я о своей семье думал! А он мне брат, у него даже фамилия давно уже наша. Хочет морду воротить, ну пускай. Посмотрим ещё. А я что, должен прощения просить за то, что он выжил?
— Это они в тебя такие упрямые. Причём все, — посмотрел на меня с грустной улыбкой Генка. Чуть позже, когда мы немного успокоились, мы решили просто ждать. Пройдёт время, сыновья немного остынут, поговорят и поймут друг друга. По крайней мере, мы на это надеялись.
Август диктовал свои правила. Мы собирали ягоды на варенья, закатывали компоты и соленья. Год был урожайный на яблоки, и мы думали куда это всё девать.
— А давайте мочëными сделаем? — вдруг предложила внучка. — Я рецепт знаю! У бабушки Городянки они самые вкусные в деревне. Её все просят рассказать, а она только руками машет, и говорит, а чего их там мочить? Покидал в бочку, водой залил, и в подвал. А на самом деле не тааак! Пшенички нужно, и сахара, и корень хрена, и листья чёрной смородины. И яблоки кидать нельзя, сорвал с дерева, помыл и аккуратно положил. А то битое место забродит!
— А где мы пшеничку возьмём? — поинтересовалась я.
— На поле, — не поняла сложности Алька.
— Поле колхозное, — напомнил внучке Генка.
— Неа, всё вокруг советское, всё вокруг моё! — засмеялась Аля.
Последнее время они с Ксаной о чём-то шушукались, что-то обсуждали. Но стоило зайти в комнату, как оказывалось, что они играют в куклы. В те самые, что были куплены ещё при рождении, и до этого момента спокойно сидели в нарядных платьях на комоде.
— Мне кажется, что наш Штирлиц провалил все явки и пароли, — вернулась я на кухню, где мы пили чай с любимым Геной вареньем из лесной ягоды.
— Война у них, с казармой артиллерии. — Хмыкнул Генка.
Оказалось, что из ближайшего артиллерийского училища к нам в часть перевели отчисленного курсанта. Ему, чтобы засчитали срок срочной службы, в армии оставалось дослужить четыре месяца. Парню двадцать один год, почти четыре года училища за плечами. И приехав сюда дослуживать, товарищ решил, что он здесь пуп земли. Приехал он сюда как раз в начале лета, пока Аля была в гостях, а Ксана ездила с родителями в гости в Самарканд. И кто в местных казармах главный парень не знал. Соответственно, решив как-то вечерком уединиться с девушкой в курилке, он обнаружил там двух девчонок, использующих в свободное время беседку, как наблюдательный пункт за штабом. На вопрос, что они тут забыли, парни тут же прилетел ответ, что он забыл вне казармы в восемь часов вечера. За непомерную любознательность, вчерашний курсант вывел обеих девочек из курилки за уши, и наградил поджопником. Наблюдавшие за этим делом с крыльца казармы солдаты посмеялись, предупредив самоуверенного товарища, чьи внучки. А девчонки обиделись.
