Командование части в лице командира, замполита и начфина, до сведения которых случившееся довели уже утром, заняли выжидательную позицию.
— Ждём, когда внучки придут и пожалуются. Должны же они научиться понимать, до какой границы они справятся сами, а где уже нужно применять силу старших. — Сказал Генка.
— Бабушка, мы гулять, — предупредила Аля.
— Интересно, — хмыкнул Генка.
— Что именно? — поинтересовалась я.
— Пока не знаю, вечером расскажу. — Потëр ладони муж.
— А как вы определили, что война идёт? — заинтересовалась я.
— Во-первых, на следующий день, точнее вечер, в казарме артиллерии, начали происходить странные вещи. Кто-то неизвестный, поменял в щитке при входе провода. Там две секции. Одна от входного звонка, а вторая это от учебной тревоги. Чтобы если нужны занятия именно для артиллеристов, не включать общую на всю часть. Так вот, приходят весь вечер к казарме девушки, друзья, солдаты из других рот, звонят в дверь, а им на встречу две роты артиллерии в полном составе по тревоге. — Рассказал Генка.
— Ну не девочки же! Откуда бы им знать… Подожди! Алишер! — вспомнила я.
— Да, сын майора Усманова, который ловит нашим хулиганкам птичек, ёжиков и ужей. А ещё лучший среди тех, кто ходит на станцию юных техников. — Кивнул Генка. — А вчера, Рита вдруг обнаружила, что пропал клей. Такой в тюбиках, который Ольгина сестра нам из Германии присылает. А в казарме у артиллеристов вдруг все дверцы тумбочек приклеились к самим тумбочкам. И берёзовые листья к плитке на крыльце.
— Таак… А почему ты решил, что сегодня что-то будет? — засмеялась я.
— Пятница, вечером солдаты идут в клуб. А ещё, мы вчера у Вайниров обсуждали, что сегодня после обеда, пока у солдат час отдыха, будет общая тревога по части. Знаем об этом мы трое, ну и Аля с Ксаной, которые очень тщательно раскрашивали вчера картинки на кухне Вайниров. — Подмигнул мне Гена.
Наш разговор прервал стук в дверь.
— Дин, — стояла на пороге растерянная Полина. — У тебя нет пары яиц? Решила блины поставить на вечер, смотрю, яиц нет. А я вроде точно помню, что десяток был.
— Я пошёл, — подмигнул мне Гена.
Пересказав наскоро историю Полине, я решила тоже прогуляться до казармы артиллеристов. Полина, естественно забыв про блины, позвала Риту Вайнир, и мы втроём отправились к казарме. Девчонки были тут, как ни в чём ни бывало, сидели на бортиках курилки. Солдаты отдыхали, к вечеру они начистили сапоги, а чтобы в казарме не пахло гуталином, выставили сапоги на бетонную отмостку вдоль стены казармы.
Пришли командир, замполит и начфин. Дежурный по части побежал в штаб. Вскоре по части раздалась сирена тревоги. Солдаты кто в дверь, а кто в окно вылетали за сапогами. Вот первый подбежал, схватил сапоги, рванул обратно… И чуть не упал, потому что сапоги остались на бетонных плитках.
Та же участь постигла и остальных. У некоторых, у кого видно сапоги просили ремонта или подходил срок замены, и вовсе на бетоне оставалась подошва или ползли голенища.
Уже пробежали мимо солдаты пожарной роты, экипажи пожарных расчётов занимали свои места. Ребята из стройбата вставали на позиции, согласно условиям нападения на часть. А вот орлы из артиллерии не просто не укладывались ни в какие нормативы, но и попросту сорвали учения.
Алька и Ксана почти рыдали от смеха, глядя на солдат, пытающихся вернуть сапогам подвижность. Так что авторство этого чуда было понятно и неоспоримо.
— И чем же это они так? — размышляла я вслух.
— Мы же ремонт на кухне и в ванной затеяли. Клеëнку на кухню привезли, а она на штукатурку плохо ложится. Поэтому дома стоят бутыли с бустилатом. И мешок с асбестом. — Хмыкнула Рита. — Думаю или того, или другого не хватает.
Учения конечно отменили, проштрафившихся артиллеристов понятно, ни в какой клуб не пустили. Но на этом беды солдат не закончились. Уже через несколько дней в казарме просто невозможно было находиться, ни с одном расположении, ни во втором. Вонь стояла невыносимая. Окна тоже не спасали, только количество комаров увеличивалось.
— Ну, это уже перебор, — вздохнул Генка после короткого разговора по телефону.
Дежурный доложил, что вернувшиеся в расположение солдаты обнаружили, что все кровати кто-то превратил в лужи. С ватных матрасов просто капала на пол вода. Сообщив друзьям о последней выходке внучек, командование части направилось к казарме. Мы конечно следом. И как раз вовремя, потому что нам навстречу прямо строем шло человек двадцать солдат.
Генка их всех развернул к казарме. Выстроив личный состав двух рот, он предложил высказаться желающим. Выступил тот самый бывший курсант.
— Вы прекрасно знаете, кто во всём этом виноват, и с вашего позволения над солдатами в вашей части просто издеваются две… — поняв, что кажется зашёл слишком далеко, парень резко замолчал.
— Продолжайте, — улыбнулся ему Генка, той самой улыбочкой, которую знающие люди побаивались. — Две почти шестилетние малышки. У меня к вам всем один вопрос, товарищи солдаты. Вы ко мне жаловаться шли как к дедушке или как к командиру части?
Отвечать никто не спешил. Похоже почуяли подвох.
— Я продолжу за вас. Как дедушка я спрошу, а с чего это вы решили, что вам позволено издеваться над теми, кто в этой части родился и живёт? С чего вам пришла в голову мысль, что кто бы то ни было может себе позволить поднимать руку на детей в этой части? — строго и без эмоций спрашивал муж. — Ну? Я жду ответа.
— Я так понимаю, что это моё упущение. Раз у нас солдаты не осознают поступки порочащие звание советского солдата. Значит, придётся вам увеличить занятия по партийно-воспитательной работе. — «Обрадовал» всех замполит.
— А если вы всё же, шли ко мне как к командиру, то я просто глубоко разочарован. Это какой же уровень подготовки у солдат в вверенной мне части, если две девчонки, одной из которых шесть только в сентябре, а второй и вовсе в январе, смогли полностью деморализовать и лишить боеспособности две полных роты артиллерии? — продолжал Генка. — А если это не две просто озорные шестилетки, а диверсионная группа врага? Как исполняется устав несения службы, если у вас в расположение кто угодно заходит и что угодно делает? Открытый доступ к системам связи и электроснабжения, к личным вещам… И каждый раз для вас все проделки, повторяю, детей детсадовского возраста, оказывались сюрпризом. Отсюда я делаю вывод, что окажись вы в условиях реальных боевых действий, у меня на следующий день после вашего размещения было бы две роты трупов! Готовьтесь ребята, я через четыре месяца передаю часть новому командиру. И с такой подготовкой личного состава, я это сделать не могу. Так что будем навёрстывать. Денно и нощно. Всё понятно?
— А я просто срежу довольствие. Раз не выполняете показатели и такие нарушения, то будьте любезны без поощрительных и премиальных, — ласково улыбался солдатам наш начфин. — В сентябре стрельбы, станете лучшими по округу, будем считать, что вы исправились и тогда вернём.
— Внучки где? — уже совсем другим голосом спросил Гена у дежурного.
— Да они пока диверсию устраивали, сами все облились. Сейчас в пожарной роте, им там вещи утюгами сушат в каптëрке. — Доложил еле сдерживающий улыбку парень.
— Вот, пойду за вас заступаться, двух соплюшек уговаривать целую казарму мужиков не обижать. — Насмешливо высказался Генка. — И знаете, что самое показательное в этой истории? Что жаловаться прибежали ни они, а вы.
Девчонок тоже ждал разбор полётов, только уже дома и в присутствии трёх комплектов дедушек и бабушек.
— Вы взрослые, серьёзные девочки! А что устроили? Аля, Ксана! Это порча имущества части, а нам за это отчитываться, — выговаривал Вайнир.
— Мы об этом не подумали, — виновато опустили головы внучки.
— Вот с завтрашнего утра и начнём думалку тренировать, что можно делать, а чего не стоит, — пообещал им Генка. — Вы лучше расскажите, яйца куда дели?
— В казарме попрятали. — Вздохнула Аля.
— Вонища от них? — догадался Генка.
