— Ты, голубчик, сам перепутал, — сказал маркиз. — Сходи еще раз в замок, да узнай получше!
И маркиз повернулся к лошадям, сделав оруженосцу знак следовать за собой.
— Маркиз, зачем…
Герцог не успел закончить фразы — бородатый молниеносно выхватил у топтавшегося рядом дружинника меч и, подскочив к Глебу, с силой ударил его рукоятью в переносицу.
Глеб разжал руки и упал.
Девушка отскочила в сторону.
Маркиз открыл рот, словно хотел что-то сказать, но не произнес ни звука. Он посмотрел на бородатого, отбросившего меч, на застывшего герцога, затем на Глеба, тяжело ворочавшегося в пыли.
— Помогите ему! — сказал он провожатым и взобрался на лошадь.
Герцог молча последовал его примеру.
Двое ратников подняли Глеба и с трудом усадили его на лошадь. Он качался, словно слепой, кровь из носа заливала губы.
Воевода проследил, как удаляются гости и только затем поднял меч.
— Держи, — протянул меч дружиннику.
К воеводе подошла девушка.
— Спасибо вам, сударь… — сказала она слабым голосом.
Воевода пристально посмотрел на нее и отвел взгляд в сторону.
— Нечего меня благодарить, девка, — хрипло буркнул он. — Иди в замок, да больше вельможам на глаза не попадайся…
— Здравствуйте, Ярослав! — Мария знала, что старик не любит, когда его величают «господином».
— Здравствуй, Мария, здравствуй, деточка! — его глаза улыбались под толстыми стеклами. — Пришла проведать старика? Спасибо, спасибо, что не забываешь.
Он любил повторять слова, как бы вслушиваясь в их звучание.
— Позволь узнать, каковы успехи в обучении?
— Нормально, — ответила Мария, обводя глазами высокие шкафы с книгами. Господин Оак только ругается.
— Сколько я знаю господина Оака, — добродушно сказал Ярослав, — он только и делает, что сердится. Такой уж у него характер! Вы бы на его крики поменьше внимания обращали. Он ведь на самом деле человек хороший, да, хороший. — Ага, хороший, — шутливо согласилась Мария. — Если бы еще ругался поменьше, совсем бы хороший был.
— У каждого человека, Мария, есть свои привычки, свои странности. Да, странности, — повторил Ярослав. — Если у него их отнять, человек перестанет быть самим собой. Он потеряет свой характер. Лишится своего лица.
— А у вас тоже есть свои странности? — хитро спросила Мария.
— А как же! — словно обрадовался библиотекарь. — А как же без них! Конечно есть. Я вот, например, как был наивным мечтателем с младых лет, так им и остался, старый дурень. Ничего с собой не поделаю. До сих пор верю в сказки, доверительно шепнул он. — Вот возьму какую-нибудь книгу, начну читать, так про все и забываю. Эй, скажу себе, опомнись, седой дуралей! Где это ты за свои годы хоть что-то подобное видел, а? Жизнь — не сказка, ой, не сказка!
Ярослав поправил очки.
— Да, не сказка. А все же хочется верить… Верить в сказку. Хотя бы иногда, хотя бы ненадолго. Хотя бы украдкой.
Марии почему-то стало грустно.
— А вот послушай, что я недавно вычитал, — сообщил Ярослав, прищуриваясь он всегда декламировал прищурив глаза.
В стране волшебной снова мир, повержен злобный маг.
Меч — в ножны, девицу — домой, пускай трепещет стяг!
Вздохнув и с носа сняв очки, я книгу закрывал.
Таким бесцветным, серым вдруг мой мир пред мной предстал.
Но где-то там, за пеленой, волшебник в башне бдит.
В руках его хрустальный шар, он в этот шар глядит.
Там виден темный низкий зал, трещат в полу сверчки
И старый сгорбленный старик, снимающий очки…
Ярослав довольно улыбнулся.
— Фай-Морено? — спросила Мария.
— Да. Это великий поэт и великий мечтатель. Иногда мне начинает казаться, что он прожил мою собственную жизнь, или что я доживаю его жизнь… Его жизнь. А ведь он умер в нищете, покинутый всеми, изгнанный из отечества. Когда к власти пришел Орден, его книги были объявлены ересью и запрещены. Ему пришлось уехать из Королевства. Но даже умирая он не покинул надежды, не бросил свои мечты, не предал свои сказочные миры. Да.
Ярослав помолчал.
— Свою последнюю книгу он назвал «Последняя чаша вины». Ты читала? — строго спросил Ярослав. — Обязательно прочти!
Он прищурился.
Печаль мечты невзрачной краше.
Мой мир живее ваших грез.
Я пью без жалости и слез
Своей вины последнюю чашу.
— Не читала? — переспросил он. — Подожди, сейчас я тебе ее найду, подожди… — и старик скрылся за широченным шкафом.
Косари работали с самого рассвета, но управиться до вечера им явно не светило — поле было слишком большим. Это был обычный горный луг, заросший высокой сочной травой и залитый солнцем. Кое-где в траве прятались муравейники, и когда коса натыкалась на один из них, он рассыпался горстями черной, шевелящейся от насекомых земли.
Воздух был сухим и раскаленным, он тоненько звенел от натуги. Здесь негде было укрыться от зноя, разве что в небольшой рощице, но она находилась чуть ниже по склону, ближе к земле. Зато здесь был родник. Небольшой горный родник с прозрачной холодной водой. Истоки его таились где-то в сердце гор.
Солнце вошло в зенит и косари решили передохнуть.
— Ну, мужики, хватит! — решил Мстислав, взглянув на небо. — Давайте передохнем малость да пообедаем…
Косари дружно выразили согласие и направились в сторону рощи. Мстислав вытер рукавом взмокший лоб, последовал за ними.
Под широким дубом расстелили скатерть, уселись вокруг. Сын старосты, принесший еду, быстро выкладывал припасы из сумки: хлеб, вареные яйца, лук, сало. Достал жбан с квасом и бутыль браги. Квас оказался теплым.
— Вот что, малец, — решил Мстислав, — сбегай-ка ты к роднику да нацеди баклажку воды.
Мальчишка убежал, а косари с аппетитом принялись за обед.
— Здорово, работнички! — послышался высокий и резкий голос.
К ним, прихрамывая, подошел человек в дорожном плаще, с сумкой через плечо.
— Ну, здорово, коли не шутишь, — ответил за всех Мстислав. — Из каких краев будешь, странник?
— Из дальних, — уклончиво отвечал странник. — В Дубраву иду.
— Садись, отобедай с нами, — пригласил Мстислав.
— Благодарствую, — ответил странник, усаживаясь.
Отломил хлеба и принялся есть, пощипывая не спеша.
Прибежал сын старосты и принес воды.
— В ручье набирал? — спросил его странник.
— Ага. — Предания говорят, что плохая в здешних горах вода, — тягуче произнес странник. — Обитал когда-то здесь, в Тарпакских горах, лютый князь, Драконом его кликали. Очень богатый был и знатного роду. Много воевал, много врагов перебил и не меньше нажил. И сказывают, была у него темница в этих горах, прямо в скале сделанная. Отсюда, кстати, и пошла фраза «каменный мешок». Так вот, сажал он в ту темницу непокорных да в иных провинах виноватых…
