Наверное, можно было незаметно добраться до его документов – скажем, ночью, когда он спал, – но почему–то я не хотел этого делать. Ну, взгляну я на водительское удостоверение. Янг или Мозес, Роджерс или Бернабо – какая разница, под каким именем живет сейчас этот человек? У меня у самого удостоверение было выписано на имя геодезиста Джи Джи Джеффриса… Главное – не потерять самого Шеббса, плевал я на его бумаги. Он моя добыча.
Выстрелы, раздавшиеся сразу со всех сторон, вернули меня к действительности.
Солдаты получили приказ взять поезд штурмом?
Не похоже…
Перестрелка длилась недолго. Заклеенные окна не давали нам возможности что–либо увидеть. Одиночная пуля, пробив стену у вагона, ударилась в деревянную стойку над дверью. Йооп на корточках сидел прямо под этой стойкой, но уходить в другое место не стал. Тем более, что перестрелка прекратилась так же неожиданно, как и началась.
– Триммер, – попросил кто–то измученно. – Почитайте нам вслух. У вас хорошая память.
Я усмехнулся, но Триммер, тот самый, теперь уже заметно похудевший коротышка с бульдожьей челюстью, отнесся к просьбе серьезно. Его голос дрожал, несколько раз срывался, но постепенно он совладал с ним.
– «Если наполняются тучи, то на землю дождь они проливают, и если упало дерево, на юг ли, на север, то дерево – там, куда оно упало… Следящий за ветром не будет сеять, и глядящий на тучи не будет жать…»
Чистое безумие!
Эти заклеенные газетами окна, бледные, одутловатые, отчаявшиеся лица, пустые глаза, душная тишина и, наконец, этот устанавливающийся постепенно голос, сам по себе способный вогнать в отчаяние.
– «И приблизятся годы, о которых ты скажешь: «Я их не хочу«…»
Чистое безумие. Маленький Йооп, глубоко натянув на лоб берет, сидел на корточках в углу и напряженно вслушивался в голос Триммера. Малаец тоже выглядел измотанным, но над его головой не торчали взлохмаченные седые волосы, и он никогда не старался сказать своим голосом больше того, что мог сказать. У него, Йоопа, была цель.
Второй малаец, его имени я не знал, нервно ухмылялся. Его неровные мелкие зубы сильно выдавались вперед. Не слишком привлекательное зрелище, но, в отличие от Пауля и даже того лее Йоопа, этот малаец время от времени снабжал нас хоть какой–то информацией. Это от него мы знали, что поезд окружен пехотной армейской частью (естественно, там были и сотрудники секретных служб), а в Голландии события тоже еще не закончились – приятели наших коричневых братцев все еще удерживали в своих руках захваченное ими представительство Индонезии.
«Что читают там?!» – усмехнулся я про себя.
– «Малого холмика станешь бояться, и препоны будут на дороге, и цветы миндаля опадут, и наестся саранча…»
И наестся саранча… Я покачал головой.
Несколько раз над поездом с ревом проносился армейский вертолет. Если солдаты начнут прыгать прямо на крыши вагонов, Йооп и его напарник вполне успеют нас перестрелять еще до того, как кто–то из солдат, не догадываясь ни о чем таком, рванет, разводя, ручки заминированной малайцами двери.
– Йооп, – позвал вдруг один из фермеров, – Йооп, принеси льда. Мне нужен лед, Йооп.
Малайцы оторопели.
Фермер, щеки его давно потеряли всякий румянец, приподнявшись, повторил:
– Принеси мне лед, Йооп. У меня внутри все горит.
– Хочешь, чтобы тебя обложили льдом? – Йооп, наконец, рассердился.
Фермер–мормон испуганно затряс головой, его белесые брови задергались. Он сразу пришел в себя. Растягивая гласные, он переспросил сам себя: ле–е–ед? Какой ле–е–ед? И потряс головой: он устал, уже ничего не понимает, у него все болит. У меня ноги распухли, сказал он, вот, посмотрите.
Нельзя сказать, чтобы ноги его здорово распухли, но вид у них был далеко не блестящий.
– Послушайте, – шепнул мне из–за спины Шеббса похожий на богомола сухой нелепый старик. – Надо кончать все это.
Я удивленно воззрился на него:
– Как?
– Когда меня привяжут к бомбе, – он кивнул в сторону медных цилиндров, – я крикну вам, чтобы вы ложились, а сам взорву снаряд. Вот будет суеты, – по–старчески обрадовался он, – и вы все разбежитесь.
Я хмыкнул.
– Как вас зовут?
– Дэшил, – с удовольствием ответил старик. – Просто Дэшил. Так меня и запомните.
– Ничего я не стану запоминать, Дэшил – строго сказал я. – А к бомбе вы больше не подойдете. Придумайте, что хотите, я вижу, вы человек с воображением, но к бомбе вы больше не должны подходить, это я вас предупреждаю. – Я намеренно понизил голос. – А если вы ничего не придумаете, Дэшил, и вас поведут к бомбе, я найду способ переломать вам все кости. В вашем возрасте они плохо срастаются. Нас не устраивает память о вас, Дэшил. Если вы спросите – почему? – я отвечу: мы должны заплатить за память о вас своими жизнями, а нас это не устраивает… Я переломаю вам все кости, Дэшил. Вы меня поняли?
– Да, – смертельно обиженный, испуганно пискнул он.
– Ложись!
Это крикнул Йооп.
На этот раз за стенами вагона стреляли по–настоящему. Длинно стучал пулемет, я ясно видел, как его пули разворачивают и рвут обшивку вагонов, коротко рвали воздух автоматные очереди. Но никто в нашем вагоне не лег на пол, никто, кроме старого Дэшила. Было ясно, что солдаты не станут стрелять по заложникам.
– Нас пытаются освободить, – сказал я своему соседу. Мне хотелось поддержать его. – Нас непременно освободят.
– Нет, – не спеша возразил он, – это они застрелили Пауля.
– Солдаты? – не понял я.
– Малайцы, – он продолжал говорить не спеша, так, будто все видел сквозь стены вагона.
– Йооп, – крикнул я, – что там произошло?
Маленький Йооп уже вернулся. С первыми выстрелами он исчез где–то в тамбуре, но уже вернулся. Наверное, он тоже только что стрелял по солдатам. Он, Конечно, мог не отвечать мне, но, тем не менее, ответил:
– Это Пауль… Он не выдержал напряжения…
– Сбежал?
Йооп внимательно посмотрел на меня. Его глаза были воспалены. Он не угрожал мне и не запугивал. Он просто сказал:
– Отступников мы убиваем.
– Вы убили его?
– Разумеется.
В вагоне стояла тяжелая тишина.
Потом я спросил:
– А мы?.. Долго вы будете держать нас взаперти?
Йооп ответил:
– Пока не получим гарантий.
8
Не начинай Великого деяния, не запасясь средствами и уверенностью. Без средств и уверенности ты только приблизишь себя к и без того неизбежной смерти, а это ли не поражение, Эл?
Альберт Великий («Таинство Великого деяния») в устном пересказе доктора Хэссопа.
Почему я никак не мог выбросить из головы мыслей о Шеббсе? Только потому, что поезд торчал в тех местах, где он потерял свои двести тысяч?
