– Зачем оболгали меня? – спросил Иуда. – Ладно Матфей, Марк, Лука – они толком ничего не знают. Но ты, Иоанн, был ближе всех к Учителю и не мог не слышать наш разговор. Так зачем же ты написал, как они?
– Я написал то, что написал, – сказал Иоанн, поражаясь молодости первого покинувшего Иисуса ученика.
– Ты вспомни, Иоанн! Разве ты не слышал, что Он сказал мне: «Что делаешь, делай скорее». Это вы ничего не знали, а Он знал. Знал и не научил меня… Ты вот, Иоанн, тоже пишешь, как все. Ты пишешь, что Иисус сказал: «Истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст меня». Ученики стали спрашивать друг друга, о ком Он говорит. Ты, Иоанн, спросил: «Господи, кто это?» Иисус ответил тебе (он всегда почему-то отвечал на все твои вопросы): «Тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам». И, обмакнув хлеб, подал его мне. И тут как раз Он и сказал: «Что делаешь, делай скорее».
– Да, ты прав, Иуда Симонов, так я писал, потому что так было. И все ученики это видели и слышали.
– Ну да, вы прокляли меня и забыли. И мажете, мажете Иуду грязью. То, что ты сейчас здесь написал о Нем, – истинно. Только так вдохновенно и можно о Нем писать… Я знаю, ты любил Его больше других, и он всегда выделял тебя. Разве не Он сказал Петру озадачившую учеников фразу о том, что ты не умрешь. Это было уже без меня, но мир, где я пребываю и где есть время обо всем спокойно подумать, ломает головы над сказанным тогда Господом. Здесь думают, что тебя ждет судьба Еноха или Илии, которых Господь взял живыми на небо. Думаю, что ты не забыл ту встречу. Вспомни. Это было, когда Иисус явился вам, верным ученикам Его, при море Тивериадском. Там были Петр, Фома, называемый Близнец, и Нафанаил из Каны Галилейской, ты с братом и еще двое учеников Его. Это было уже третий раз, когда Он явился ученикам Своим по воскресении из мертвых. Господь тогда трижды вопросил Петра, любит ли он Его. Петр трижды повторил: дескать, да, Господи. Иисус трижды заповедовал ему пасти овец Его и поведал, что за веру в Господа того ждет насильственная смерть, а потом сказал ему: «Иди за Мною». Петр же, всегда мнивший себя первым учеником, ревновавшим Учителя к тебе, Иоанн, и брату твоему Иакову, но особенно к тебе, пошел и, оглянувшись, увидел, что следом идешь ты, Иоанн. Обидевшись, Петр сказал Иисусу: «Господи! А он что?» Иисус ответил ему: «Если Я хочу, чтобы он пребыл, пока приду, что тебе до того? Ты иди за мною». И, как ты пишешь, «пронеслось это слово между братиями, что ученик тот не умрет».
– Да, все так, все истинно так и было, и все так записано мною, – подтвердил во сне неожиданному гостю Иоанн, не очень понимая, чего хочет от него этот проклятый всеми ученик Христа.
– Вот и хочу я, о праведный Иоанн, успокоить истерзанную душу свою, хочу, чтобы ты объяснил мне наконец, почему Он мне ничего не ответил, когда я Ему рассказал, какое видение мне было накануне… А я поведал Ему, что явился в этом видении мне Муж знатный, в пурпурных торжественных одеждах и сказал: «Иуда Симонов, именуемый Искариотом, ты помнишь, в Писании сказано: „Ядущий со Мною хлеб поднял на Меня пяту свою“? Должен помнить! Так вот, Писание должно быть исполнено. Такова воля „Закулисы“. Мы просчитали учеников Его, и жребий пал на тебя. Можешь проверить по звездам. Пойдешь к священникам и фарисеям и скажешь, что решил выдать Учителя, которого они ищут убить. „Что тебе за это?“ – спросят они. Скажешь: „Тридцать сребреников“. Ни больше и ни меньше. Тридцать! Понял? Спросят, почему решил выдать Мессию, ответишь: „Иисус пошел против веры. Учит любить врагов наших. Не чтит Субботу“. Что делать дальше, тебя научат». Я спросил, кто такая «Закулиса»? Он ответил: «Придет время, узнаешь. Греки ее еще Софией называют…» После этих слов пурпурные одежды посланца померкли, и он исчез, будто его никогда и не было. Очнувшись от забытья, я испугался, что замышляется против Учителя злое коварство. И я сказал Иисусу, что видел страшный сон, и хотел рассказать его Учителю, но тот покачал головой и сказал: «Я знаю твой сон, Иуда Симонов, и потому, что делаешь, делай скорее». – «Господи, как же я могу? Что делать мне? Я за тебя жизнь отдам. Скажи, что мне делать? Научи!» – заволновался я. Иисус грустно посмотрел на меня, но промолчал. Потом Он налил воду в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и вытирать их полотенцем. Я был в панике, не знал, что и думать. Если Иисус знает о сне, знает, что его ищут и хотят убить, то почему он не уходит, не покидает Иерусалим? Почему не выдает меня ученикам? Они бы вмиг растерзали предателя и спасли Учителя. И я начал понимать, что это мне, мне – Иуде Симонову – первому из учеников выпало пострадать за Иисуса. Такова, значит, воля Пославшего Его. И смирился. И пошел и сделал то, чему меня научили священники и фарисеи. Прокляни меня снова и снова, Иоанн, ты один остался на земле из первых Его апостолов, но только объясни, почему Он тогда промолчал, когда я спрашивал у Него, буквально молил ответить, что же мне делать? А в ответ услышал: «Что делаешь, делай скорее».
– И что, Иуда? Ты хочешь, чтобы я переделал Евангелие, заменив свой текст твоей выдумкой?
– Это не выдумка, праведный Иоанн. Но свидетелей у меня нет, кроме тебя, который видел, как я объяснялся с учителем. Почему вы все пишите только заключительную фразу Учителя: «Что делаешь, делай скорее» – и умалчиваете о том, что предшествовало ей? Нельзя не понимать, что он знал, знал, что произойдет дальше, и не хотел избежать того, что случилось. Не хотел! Выходит, он знал, что Ему предопределено, что предопределено мне, и не мог или не желал ничего изменить.
– Не знаю, что и сказать тебе, Иуда Симонов. Ты озадачил меня. Я буду думать над этим, но менять ничего не буду. Я придерживаюсь правила: что сказал, то сказал; что написал, то написал.
– Тогда прощай, Иоанн, и не уподобляйся Матфею: не пиши, чего не было. Поверь, мне оттуда виднее, чем вам отсюда, и память у меня молодая, преж-няя. А ты, посмотри на себя, – старик. Так что я лучше вас помню, что было и чего не было.
– Что ты имеешь в виду, Иуда?
– Зачем ты написал, что Иуда воровал деньги из общей кассы? Хочешь сказать миру – вот какой низкий человек был этот Иуда, корыстолюбец. Он и деньги воровал, и Учителя предал… А ведь знаешь же, что не воровал ничего Иуда, кассы не держал – это была мытаря Матфея забота, и не предавал Иуда никого, а только исполнял волю высшую, определившую Его стезю земную.
– Ну, возможно, и не воровал ты денег из кассы, и с предательством твоим все было, как ты говоришь, но не можем мы ничего изменить. Не можем! Нужен ты нам таким, каким изобразил тебя Матфей. И все. И никто ничего менять не будет. Я первый предам того анафеме, который посмеет тебя обелить. Хотя после твоего рассказа о видении Мужа, обрекшего тебя на предательство, допускаю, что то была воля сверху. Но в том, убей меня, никому не признаюсь.
