— Не верю. Может, просто не знаешь?
— Нет. Я встречалась с миссис Фишер и разговаривала с ней.
— Фишер?
— Ну, Шпротой…
— А!
— У нее нет претензий к нашему сыночку. Доволен? Я переждал еще один приступ нарушения двигательных функций у командира экипажа.
— Что ты молчишь? Слов нет?
— Нет, я просто раздаю пассажирам петицию, в которой предлагаю, чтобы управление взял на себя автопилот. — Рядом со мной прошла стюардесса, видимо, она услышала мои последние слова и одарила меня через плечо холодной улыбкой. Я мысленно соединил выражения «последние слова» и «холодная улыбка», повеяло кладбищенским холодом. И тут же нас подбросило вверх, меня вдавило в кресло так, что у меня на мгновение отвалилась челюсть. Я сглотнул слюну, но сказать уже ничего не успел. В наушнике раздался громкий щелчок, и я услышал вежливый голос стюардессы:
— Пожалуйста, заканчивайте разговор.
— Пима? Слышала, они не хотят, чтобы кому-то в руки попала запись, сделанная во время последней авиакатастрофы. Пока, и поцелуй малыша.
— Залезай в черный ящик, они всегда уцелевают…
Щелк. Микрофон подпрыгнул вверх и исчез за защитными рожками, благодаря которым все мы походили на хмурых пчел. Я повернул голову и посмотрел на Будду. Он посмотрел на меня и натянуто улыбнулся.
— Стюардесса, похоже, подслушивала, во всяком случае, внимательно к тебе приглядывалась. Боюсь, больше тебе билетов этой авиакомпании не продадут.
— Ну и прекрасно, иначе я мог бы забыть, что тут сегодня со мной вытворяли, и попытаться еще раз с ними полететь.
Последнюю фразу я произнес достаточно громко для того, чтобы все в салоне могли меня услышать. Я получил в ответ несколько одобрительных реплик, и сразу ясе после этого нас тряхнуло, колеса коснулись земли, еще через минуту кресла выпустили нас из своих механических объятий, а динамики передали стандартный прощальный текст, которого никто не слушает даже в обычных условиях, а тем более после такой встряски, какую нам устроили. Я встал в одну из трех очередей к выходу; как раз в ней стояли самые недовольные, у каждого из выходящих было что сказать стюардессе; какой-то старичок впереди меня потребовал «скорой» для себя и расследования по делу о допуске к управлению самолетом слушателя первого года школы пилотов. Проходя мимо стюардессы, я прочитал в ее глазах: «Доволен, сволочь?» Я внимательнее посмотрел на нее. Нет, это не было слово «сволочь».
— Я посмотрел в туалете номер самолета, — сказал я, толкнув ее в плечо. — Эта серия была снята с эксплуатации четыре года назад.
Ей пришлось бы наложить на лицо намного больше румян, чтобы скрыть синюшный оттенок, изогнутые в улыбке губы затвердели так, что она могла бы раздавить ими стальную трубу.
— И еще вы подслушиваете телефонные разговоры, — бросил я напоследок через плечо.
Кто-то позади меня начал требовать объяснений. Будда помахал мне рукой, я показал ему направление и повел к выходу. В начинающихся сумерках мы нашли на стоянке взятый напрокат автомобиль, я вставил в щель считывателя полученную в Спокейне квитанцию и показал Будде на место водителя, а сам упал на сиденье рядом и занялся компом. Будда сосредоточенно готовился к поездке, настраивая высоту руля, положение кресла, яркость индикаторов, так что я успел найти на плане несколько ближайших отелей и даже заказать в одном из них номера, прежде чем он был готов покинуть стоянку.
— Езжай туда. — Я постучал пальцем по экрану компа. — Поедим и пойдем спать. По крайней мере, я намерен это сделать. А завтра займемся поисками. — Будда кивнул, включил двигатель, выехал со стоянки и, поглядывая на экран с указывающим направление курсором, поехал в сторону отеля. — Будда, послушай… — Я закурил «голден гейт» и выпустил облако дыма. — Завтра мы начинаем заниматься действительно серьезным делом. Следи за тем, что говоришь, мне бы не хотелось, чтобы ты опять что-нибудь ляпнул, как в комиссариате у Крабина, понял? — Он кивнул. — И еще одно — мне понравилось, как ты вел себя тогда возле сортира. В самом деле.
— Угу.
— Но я хотел бы, чтобы на будущее, — предупредил я, — ты более тщательно выбирал воспитательные методы. Не старайся убить каждого, кто размахивает у тебя перед носом кулаками. Достаточно будет, если ты вывихнешь ему палец.
— Ладно. — Он на мгновение отвел взгляд от дороги и весело посмотрел на меня. — Только продиктуй мне свой кодекс, что, кому и за что можно вывихнуть, и уже завтра у местных травматологов будет полно работы.
Мы подъехали к отелю. На табличке было лишь две звездочки, но заслуженных — швейцар выбежал к нам столь проворно, словно хотел остановить автомобиль своим телом, портье едва не пришел в восторг, услышав наши фамилии, лифт ехал наверх мягко и бесшумно.
— Либо мертвый сезон, либо в отеле эпидемия чумы, либо позвонили из аэропорта и предупредили о тебе, других вариантов не вижу, — ошеломленно сказал Будда. Впрочем, я был ошеломлен не меньше.
— Может, мы за границей, — прошептал я. И громко спросил сопровождавшего нас коридорного: — Что тут происходит?
Он вставил ключ в щель и отступил, пропуская меня в номер.
— Мы заботимся о наших уважаемых клиентах, — со смертельной серьезностью сказал он. — Особенно если учесть, что три дня назад нас купили и будет сокращение.
Я посмотрел на Будду, словно говоря: «Вот видишь? И все выяснилось», и полез в карман.
— К сожалению, вынужден отказаться, — сказал коридорный. Его взгляд устремился куда-то над нашими головами, к неопределенному месту на потолке, туда, где специалисты по охране любят ставить свои камеры. — Но благо отеля превыше всего. А передать… — добавил он шепотом, не шевеля губами, — … можете через портье. Желаю приятного пребывания в отеле «Барни», — закончил он нормальным голосом.
Он показал Будде дорогу и пошел впереди. У меня улучшилось настроение, по этому случаю я позволил себе выпить две рюмочки. Выпив, я посмотрел было на комп, но подумал, что если не найду следов Красински, то уже не буду чувствовать себя столь хорошо, и отложил поиски приятеля Ласкацио на завтра.
Меня разбудила собственная внутренняя энергия, желание жить и все такое прочее, что столь охотно описывают женщины в женских романах. Обычно к подобным утрам я отношусь достаточно подозрительно, и в этот раз я тоже сперва подумал о том, что меня ждет сегодня и на чем я могу поскользнуться, а потом, не видя невооруженным глазом никаких поводов для беспокойства, решил быть оптимистом. Еще лежа в постели, я инициировал сеанс связи с компом, выгреб из распухающего с каждым днем архива данные о Красински и поручил машине искать среди отмеченных вероятных случаев появления Мануэля те, где он наличествует вместе с Красински. В качестве района для поиска я задал Трентон. Прежде чем решить, с какой ноги вставать, я разбудил Будду и лишь затем отправился в ванную. Я разглядывал свое отражение в зеркале, размышляя о том, почему утреннее пребывание в ванной с возрастом занимает все больше времени, когда кто-то постучал в дверь, игнорируя звонок. Выставив голову за дверь, я крикнул: «Входите» — и, увидев Будду, направился голышом за сигаретами.
