пор стало вопросом первой необходимости.
– Мы собираемся уезжать, времени на раздумья немного, – отчеканил шустро Номад, даже подталкивая Данакта к отрицательному ответу на предложение.
– Я пришел туда в поисках одной женщины. Она сказала, что я всегда могу обратиться, если захочу, – вот и обратился. Оказалось, она не та, за кого себя выдавала. – Оба молча ждали продолжения истории. – Я хотел уходить уже, но тут услышал тебя, и… вот я здесь.
Данакт знал, что их спор был основан на недоверии к его персоне. А нынешняя неоднозначность все больше провоцировала раздражение, так что он решил брать ситуацию в свои руки, учась на ходу манипулировать знанием. Он смотрел на Сепию необычным взглядом, твердо зная о ее мягком отношении к нему.
– Я не хочу сам придумывать причины вашего пленения, но если я не буду знать правды, то как мне принимать решение? Уж слишком легко связываются истории, а делать этого я не хочу.
Сепия и Номад переглянулись с явным смирением в необходимости все рассказать, хотя брат и был недоволен этим, но все же доверился сестре.
– Мы не плохие, но нам пришлось работать на тех… кто не очень хороший. Мы ни за что не стали бы вредить кому-то, особенно если замешаны дети.
– Короче, если у тебя было иначе, то поздравляю, но мы сами по себе, крутимся как можем, к счастью, кое-что умеем – и это нашло свое применение. Мы несовершеннолетние, оттого и ценны. Деньги платят, обращаются хорошо – а это уже роскошь. Не то чтобы нас привлекала тамошняя идеология единства – тут скорее вынужденный труд во благо сытого пуза.
– Он хочет сказать, что нас связывает куда больше, чем кажется.
– И все же на мой вопрос вы не ответили, – разочарованно подвел итог Данакт, уже свыкаясь с мыслью о прощании с близнецами.
– Ты сказал про женщину, которая солгала, – Номад говорил через силу, не скрывая переживания за сестру из-за случившегося. – Она случаем не мертва? Ага, значит, она. Представь, как эти люди отнеслись к ее предательству? Я не знаю, правда или нет, что она стучала о делах компании, но убили ее из-за этого.
– А потом стали искать возможных сообщников, – вспоминая против своей воли тот ужасный момент, проговорила Сепия. – Человек, на которого мы работали, уже убил одного из наших.
– Все это зашло слишком далеко, – твердо подвел итог Номад.
– Мы не такой жизни хотим. Теперь понимаешь, почему нам надо уходить, ведь эти аресты – этого не забудут, а им плевать, что мы ничего не знали и ни с кем не сотрудничали на стороне.
Возможно, думает он, ему именно хочется верить им, позволив напрашивающемуся новому этапу жизни стать реальностью. Сам того не замечая, он начал сканировать их сердцебиение, анализировать выражение лица и движение зрачков так быстро, словно умел это всегда. Почему-то чем больше он хотел отдаться на волю этого странного случая, тем больше ему открывалось инструментов для оценки окружения. Видимо, нанесенный удар по голове активировал второй чип, аккуратно подкармливающий Данакта своими возможностями. По большому счету, Данакт хотел этого бегства, а то уж слишком у него нескладным получился уход из… Точно, как он мог забыть Агату и Филиппа! Может, стоит взять близнецов с собой к ним, как минимум на время? Там безопасно, и он доверяет тем людям.
Все эти мысли проскочили в несколько секунд. Только Данакт собрался нарушить недолгое молчание, как в голове заговорил не особо сильно желанный голос:
– Данакт, это Бенджамин, ты слышишь? – Уверенный и властный, он был преисполнен силы чего-то добиться. – Меня не просто так не было несколько недель. Как я и говорил, кое-что происходит, часть этого ты уже, я думаю, можешь видеть в новостях или даже сам быть рядом. Я надеюсь, что Агата и Филипп помогли достаточно, потому что ты должен прийти ко мне. Это нужно не просто мне, а всем нам. Твоя уникальность, твой дар – все это может спасти нас от надвигающегося кошмара. Счет идет на часы, а может, и минуты. Не медли, прошу тебя, ты не представляешь, как я не хочу этого, но у нас нет выбора. Твой потенциал, особенно в этом кризисе, переоценить невозможно. Если мы не справимся, то пострадает немыслимое количество людей, а мирной жизни придет конец. Но у меня есть план, который я смогу реализовать только с твоей помощью. Сейчас от нас зависит, что будет с людьми, которые нам дороги. Я верю, что ты примешь правильное решение. Я перешлю тебе координаты, будь как можно скорее, если еще не слишком поздно.
Обвинения в потере контроля стали для Итана отрезвляющим шоком, моментально возродив в нем оставленную за ненадобностью упрямую систему координат. Раньше Итан воспринял бы любые претензии или даже оскорбления с ухмылкой и приятным осознанием возвышенности, оборачивая все в сторону врага, превосходя любой факт или претензию разрушающей мораль надменностью. Но сейчас, после всех перипетий эмоционального взросления, вырвавшиеся из давней клетки человеческие чувства так и просили уделить внимание разбору сложившейся, крайне неприятной ссоры. Несмотря на то, как сильно его затягивала трясина эмоционального расстройства от общения с другом, Итан нашел выход из пучины разлаженных чувств именно благодаря неизменной, трезвой и холодной обороне. Уцепившись за прямые доказательства утерянного контроля, используя оточенный прагматизм в системе приоритетов, Итан со всей взрослой серьезностью родителя обратился к Кассандре с требованием объяснений:
– Почему я не знал о работе Эхо по изучению бесплодия?!
Напряженная тишина лишь укрепляла в нем потерю власти.
– Сначала ответь, – присутствие родительской заботы считывалось в интонации Кассандры легче должного, – тебя возмущает факт наличия добытых кем-то с планеты доказательств, способных повлиять на план, или же ты борешься с принятием своего несовершенства, ранее подпитываемого идеальным контролем всей своей жизни?
– Мы контролировали развитие, пресекая возможность обнаружения нанороботов и саботируя любое расследование, – так вот, скажи мне, как ты упустила работу Эхо? Если бы я знал, кто он и что делает, то не стал бы помогать в разоблачении! Как могла ты позволить раскрытие и распространение правды?!
Тишина раздражала его, а ум отказывался верить в самый простой и оттого страшный ответ.
– Я жду ответа!
– Умение понимать и управлять собой – это первое, что ты привил мне и всю жизнь развиваешь в себе. Я знаю все наши с тобой разговоры буквально с первого моего и твоего слова, потому что они хранятся в моей памяти, которая обладает физическим свойством в виде жестких дисков. Интересно, у человека есть мозг, который
