окнами.
— Новые гости не видят здесь красоты. Они кривятся от запаха навоза, нехотя едят простые блюда, сетуют на то, что трудиться им сложно… Но спустя недолгое время они понимают, что обслуживать себя не так уж тяжело. Для начала они моют посуду и заправляют постель. Моются без помощи слуг, набирающих им ванны. А видели бы вы, как они удивляются обычной бане!
Мужчина указал на строение чуть поодаль, из трубы которого поднимался дымок.
— Новички любят портить общественные вещи. Они ломают стулья, лавки, разбивают двери. И спустя время сами все это чинят. Пусть не совсем умело, но старательно. Потому что никто за ними тут ничего делать не станет.
— И у них получается? — спросил я.
— Не сразу. И не все. Но когда проведешь ночь в доме без двери, когда в столовой приходится моститься на сломанной лавке и вместо целой посуды тебе подают черепки, то волей-неволей захочешь починить эти вещи.
— Логично, — кивнул я.
— Когда у них не получается, мои работники намекают, что о помощи можно попросить. Гордецы не сразу решаются на подобное. Но немного погодя все же понимают, что сделать это придется. И новичку помогают. Причем охотно. Делают это не только мои люди, но и соседи. Они хорошо помнят, как сами оказались здесь. И потому понимают, какие эмоции обуревают избалованных парней. Еще у нас принято хвалить друг друга за заслуги. Тут каждое достижение замечают. И неважно — пришил ли гость пуговицу или вынес мусор из своего дома.
Мы остановились у небольших мостков, которые уходили в воду. На них расположилась пара молодых людей с удочками.
— Клюет? — негромко уточнил Михаил Сергеевич.
— Не особенно, — признался один из рыбаков и внимательно посмотрел на меня. — У нас новенький?
— Это посетитель, — сообщил Сосновцев. — Павел Филиппович Чехов.
— В самом деле? — оживился парень и встал на ноги. Стряхнул с коленей песчинки, поправил ворот рубахи и подошел ближе.
— Неужто нас почтил своим присутствием сам некромант? — весело спросил он и взглянул на хозяина поселка. — Михаил Сергеевич, может все же уговорите его пожить с нами? Я бы послушал истории про мертвых и иной мир.
— В этих историях нет ничего интересного, — ответил я, невольно улыбнувшись. — А вот научиться удить мне и впрямь не помешало бы. Однажды я встречал рыбака, который очень захватывающе рассказывал о ловле рыбы.
— И почему вы не научились у него? — живо осведомился гость и потер обгоревший на солнце нос.
— Он оказался убийцей, и мне пришлось помочь отправить его в острог, — честно ответил я.
— А говорите, что ваши истории неинтересны! — восхитился парень. — Меня зовут Леонид.
— Просто Леонид? — удивился я.
— Здесь мы с гостями обходимся без отчеств, — пояснил Сосновцев. — Общаемся по-свойски.
— Но когда мы встретимся в Петрограде, я представлюсь вам как положено, Павел Филиппович, — улыбнулся парень.
— Вам тут нравится? — спросил я, повинуясь порыву.
— Здесь хорошо. Спокойно. Никто от меня ничего не ждет. Разве только надо в свою смену отработать на ферме и наколоть дров в пятницу.
— Мой отец любит колоть дрова, — поделился я. — Понимаю, странное занятие для князя…
— Ничего странного, — возразил Леонид. — Махать топором полезно. Из головы улетучиваются все дурные мысли. Хорошо сделанная работа не только утомляет, то и вызывает удовлетворение.
— Вы правда так думаете? — удивился я.
Парень понимающе улыбнулся и пригладил растрепавшиеся волосы.
— Вам, наверно, кажется, что мы тут отбываем наказание. Быть может, в самом начале так оно и есть. Но потом жизнь расцветает иными красками. Я только здесь впервые услышал, как поют соловьи. Хотя в загородном доме моего отца они тоже наверняка есть. Но там окна всегда закрывали на ночь, чтобы в них не дуло. Еще я именно тут понял, что многое умею и могу. Что я вовсе не бестолковый…
Парень замолчал и покосился на Михаила Сергеевича.
— Ты можешь оставаться тут сколько захочешь после того, как договор будет завершен, — по-доброму заявил мужчина.
— Нельзя всю жизнь прятаться, — с неожиданной горечью ответил парень. — И отсюда я не смогу исправить все, что натворил там, за границей лодочного клуба.
Леонид развернулся и пошел прочь, не попрощавшись.
— Он пробудет тут до осени, — проговорил Сосновцев, когда наш собеседник ушел достаточно далеко. — Быть может еще вернется сюда. Но хотелось бы верить, что ему это не понадобится.
Мы пошли дальше и вскоре увидели моих спутников, которые устроились на самодельной лавке под старой яблоней и наблюдали за пасущимися овцами. Животные прядали ушами и подозрительно косились на Фому с Ариной Родионовной. Но не убегали прочь. Пастух же подошел к Яблоковой и о чем-то с ней беседовал.
— Ваша знакомая, Людмила Федоровна, на самом деле не актриса? — вновь поинтересовался Сосновцев.
— Нет, вы ее с кем-то перепутали, — легко отмахнулся я.
— У меня обычно хорошая память на лица, — задумчиво проговорил мужчина. — Но я уже очень давно не выбирался в свет. Потому и впрямь могу ошибаться.
— Спасибо вам за беседу и откровенность, — сказал я, меняя тему. — Извините, что побеспокоили вас. И надеюсь, что снадобье Нечаева вам поможет.
Михаил Сергеевич нахмурился, словно я сказал что-то лишнее, а потом рассеянно улыбнулся
— Мне было приятно с вами встретиться, Павел Филиппович. Я смог сам убедиться, что порой слухи бывают правдивы, и в Петрограде живет человек, который и светлый и темный одновременно.
— Теперь вы меня смутили, — я пожал плечами.
— Если все пойдет как надо, то, быть может, мы сможем чаще видеться, — воодушевленно произнес мужчина. — Как я понял, вы дружны с дочкой Белова. И если все сложится между ней
