и Антоном, то вы познакомитесь с моим сыном. Ему будет полезно общаться с порядочным человеком.
Я не стал ничего говорить, понимая, что мое мнение не понравится Сосновцеву. Он привык общаться с сыновьями важных людей, а дочерей, видимо, считал пустышками, которым кроме цветочков и платьев ничего не нужно. Я знавал таких людей и понимал, что мужчина не поменяет своего мнения. Как говорит моя бабушка: старого пса не научить новым трюкам.
В этот момент Яблокова засмеялась, и ее смех прокатился по поляне, заставив овец поволноваться. Молодой барашек встрепенулся и рванул в сторону женщины. В тот же самый момент Фома легко сорвался с места и в несколько прыжков оказался между Людмилой Федоровной и животным. Барашек сбился с шага и попятился. Неподалеку грозно зарычал крупный белоголовый пес. Питерский резко обернулся к собаке и зашипел, заставив четырехногого охранника жалобно заскулить.
После произошедшего Фома поправил полы пиджака и подошел к опешившему пастуху.
— Вы хорошо знаете этого парня? — сдавленным голосом уточнил Сосновцев.
— Он будет заведовать особым отделом охранки, — твердо сказал я. — По рекомендации самого Морозова.
Михаил осенил себя священным знаком и пробормотал что-то о путях Искупителя. А потом доверительно сообщил мне, понизив голос:
— Хорошо, что таких гостей у нас не бывает. Иначе мне пришлось бы закрыть лодочный клуб…
Я не стал спорить и дал знак своим спутникам, что пора нам отправляться восвояси. На этот раз Михаил Сергеевич уже не просил нас задержаться — он уважительно попрощался с Фомой, поклонился Арине Родионовне, но все же не сдержался и вновь взял ладонь Яблоковой в свою, чтобы слегка коснуться губами ее пальцев.
— Было очень приятно познакомиться с вами, Людмила Федоровна. И простите мне мою дерзость, но я хотел бы узнать, не знаком ли вам Федор Карамазов?
Женщина не дрогнула. Ее губы продолжали улыбаться, но я заметил, как в глазах соседки полыхнуло пламя.
— Не знаю, о ком вы, — ответила она беспечно и кокетливо повела плечами. — Это кто-то из героев Смуты?
— Можно и так сказать, — пробормотал Сосновцев смущенно. — Извините старика. Я вас утомил. А ведь вам еще предстоит дальняя дорога.
Мы дошли до парковки, заняли свои места в салоне, и машина тронулась в путь. Я заметил, что Яблокова нервно посмотрела в боковое зеркало, в котором маячил хозяин поселка.
— Я могу вернуться сюда ночью и перегрызть ему горло, — в шутливой форме предложил Фома, обращаясь к соседке.
— Не стоит, — не улыбаясь, ответила женщина.
— Что вас так разозлило? — спросил я.
— Полагаю, он узнал меня. Потому что назвал имя моего отца. Именно Федор Карамазов был моим папенькой. Когда-то он оставил мою мать, чтобы навсегда исчезнуть из Империи. История эта была громкой. Даже после покупки титула моя мать не стала менять мне отчество, потому как очень любила своего пропавшего супруга. Я плохо его помню, ведь я была еще совсем ребенком, когда мы виделись в последний раз.
— Ваш отец не был аристократом? — простодушно удивилась Арина Родионовна.
— Нет, дорогая, — не обиделась Яблокова, с теплом посмотрев на девушку. — Он был бастардом. Но очень любил мою мать и сумел покорить ее своим характером. Мама говорила, что никто не заставлял ее так смеяться, как Федор.
— Он не мог узнать вас, — вдруг выдал Питерский, который до того хмурил брови. — Сосновцев неглуп, и если бы заподозрил вас в воскрешении, то наверняка не стал бы задавать такого вопроса. Он бы промолчал и сделал выводы.
— И зачем тогда он спросил про Федора?
— Думаю, что он решил, что вы дочь Любови Федоровны, которая дала вам отчество деда.
Мы переглянулись, постепенно осознавая сказанное Питерским.
— В этом есть рациональное зерно, — медленно проговорила Нечаева. — Он увидел женщину, похожую на Виноградову, с ее отчеством, но возрастом куда моложе. Можно предположить, что вы родились во времена Смуты или незадолго до нее…
— Искупитель с вами — мне нельзя дать так мало лет! — смутилась Яблокова и пригладила волосы. — Даже с учетом того, что сила не дает одаренным стариться…
— А ведь ты прав, — поддержал я Фому и бросил на бухгалтера оценивающий взгляд.
Яблокова фыркнула и закатила глаза.
— Сосновцев и не станет распускать сплетен, — заметила Нечаева. — Он не захочет ссориться с вами, Павел Филиппович, и точно не пожелает портить отношения с моим отцом, который один во всей Империи способен справиться с его подагрой.
— Хорошо иметь такие важные фамилии, — заметил Фома, усмехнувшись. — А я скоро тоже буду с отчеством.
— Неужели? — восхитилась Яблокова, забыв о своих переживаниях. — Тебе нужны деньги на оплату? Я могу помочь.
— Я сам расплачусь, — пробасил Питерский. — Павел Филиппович сказал, что я могу использовать имя хоть самого императора. Но я хочу носить отчество по имени своего отца, это будет правильно.
— Молодец, мой хороший, — Людмила Федоровна, прижала ладони к груди. — Как же это славно. Иришка знает?
— Еще нет, — смутился парень. — Я только недавно открылся ей в том, что не совсем человек. Не хочу пугать ее своим титулом. Вдруг она решит, что ей такой парень не нужен?
— Глупости какие! Как это ты можешь быть ей не нужен? — возмутилась Яблокова. — Я лично выделю ей приданое, чтобы девочка не считала себя бедной родственницей.
— Она может не принять такого жеста, — осторожно заметил я.
— Брось, — отмахнулась женщина. — Мне еще никто не отказывал в том, чтобы заплатить. А уж взять деньги я смогу уговорить даже святого. Поверь, я умею вести переговоры.
— Мне не нужно ее приданное, — растерянно пробормотал Фома.
— Оно нужно девушке, а не ее мужу, — строго заметила Людмила Федоровна. — Хороший супруг никогда не станет распоряжаться приданым