Ознакомительная версия.
21
Москва встречает меня прохладным утренним дождичком. Я иду по перрону Ярославского вокзала, обгоняя муравьев, похожих на людей, которые тащат свои сумки и катят огромные чемоданы. Два милиционера, пристально вглядываясь в лица, стоят в самом начале перрона, — заметив смуглое лицо, они делают стойку и подзывают к себе представителя южной национальности. Все как обычно — в нашем многонациональном государстве надо знать свое место.
В метро еще мало народу. Я еду вниз на эскалаторе, глядя в сонные лица москвичей и гостей столицы. В искусственном свете они мне кажутся вполне и необратимо мертвыми, чтобы я мог легко принять их за зомби. И когда одна из девушек, поднимающихся вверх по соседнему эскалатору, поднимает голову, я вижу на лице печать обреченности — она еще не догадывается, что живет во мраке. В глазах нет света и добра, — только горечь утрат и убогость желаний.
— Привет, Москва, — говорю я тихо сам себе и ненавистному городу.
Приехав в забронированную для меня гостиницу, я на стойке заполняю регистрационную форму и иду в свой номер. У меня есть полчаса, чтобы принять душ, а после мне надо ехать в медицинскую академию, на базе которой проводится международная конференция.
Когда я выхожу из гостиницы, дождика уже нет. Солнце, это яркое светило, которое по-прежнему ненавистно мне, отбрасывает мою тень в сторону, когда я иду к входу в метро. Я, глядя, как изменяется моя тень в движении, наступаю в маленькие лужицы на асфальте, и пытаюсь отвлечься в своих мыслях от прежней жизни — на эти ближайшие дни мне надо быть доктором, интересующимся проблемами сердечно-сосудистых заболеваний.
В холле перед большим залом я прохожу регистрацию, став одним из нескольких сотен участников конференции, и, получив пакет с информационными материалами, прохожу в зал. Впереди примерно пять или шесть часов докладов и сообщений, которые я не хочу слушать. И это доставляет мне почти физическую боль.
Но я это выдерживаю. И даже старательно конспектирую то, что слышу с кафедры.
В три часа дня, я выхожу на улицу и иду — бесцельно и неторопливо. Впереди масса времени, которое мне надо потратить. Увидев через дорогу Макдональдс, я иду к подземному переходу и спускаюсь вниз.
Два молодых парня — один с гитарой, другой в инвалидной коляске — поют под гитарный перебор что-то приблатненое, возможно, из старого репертуара Розенбаума. Остановившись напротив, я смотрю на них. Людская река обтекает нас, словно мы неожиданное препятствие, которое слегка раздражает, но, в принципе, не мешает. Заметив зрителя, парни воодушевляются и начинают петь громче. Я смотрю на их лица и понимаю, что они — наркоманы. Тот, что в инвалидном кресле, потерял ногу, когда в наркотическом состоянии выпал из окна четвертого этажа. У него грязные волосы на голове, небритое лицо и тупой взгляд. Парень с гитарой «на игле» только второй месяц. Он еще способен улыбаться и на нем достаточно чистая одежда.
Они — мертвы. Они живут в подземном переходе, хотя думают, что здесь они сшибают монету с лохов. Скоро им это надоест, и они выйдут наверх, где их никто не ждет.
Я достаю из кармана горсть монет и бросаю в картонную коробку. Моих денег на дозу не хватит, но за день они, может, насобирают.
В Макдональдсе шумно. Парень и две девчонки в форме мечутся за прилавком, перекрикивая друг друга и пытаясь быть быстрыми. В их глазах бесконечная усталость и, скрываемая улыбкой ненависть к каждому клиенту.
Я покупаю стандартный набор мертвой пищи и иду к свободному столику.
Почему я здесь? Я задаю себе простой вопрос и улыбаюсь, откусывая от бигмака.
Хочешь на время раствориться в этом мегаполисе, ешь мертвую пищу.
Хочешь стать своим здесь, — умри.
Возможно, это вкусно, — думаю я, складывая в рот жареную картошку, — возможно, я преувеличиваю, но, судя по лицам завсегдатаев этого заведения, мертвечина для теней — это идеальная пища.
В гостиничном номере, куда я сразу после Макдональдса возвращаюсь, сев у окна с видом на ночную Москву, я рисую. Увиденные сегодня лица с мутными глазами зомби. Мрачные улыбки, за которыми страх и ненависть. Оскал смеха, когда веселье переходит в злобное кудахтанье.
Мне грустно. Я знал, что так будет, но у меня — сумрачно на душе.
Все следующие дни я перемещаюсь между залом конференции и гостиницей, даже не пытаясь выйти в город. Мне вполне хватает перемещения между этими точками на метро. Особенно обратно, когда в час пик, я становлюсь единым организмом, медленно двигающимся к эскалатору. Толпа даже дышит в унисон. Хотя лица вокруг меня и выглядят по-разному, я вижу на них печать одинаковости — мы движемся вперед и вверх, делая одинаковый шаг. Мы равноудалены и прижаты друг к другу. Даже через одежду мы, все люди в толпе, чувствуем кожей тепло идущего впереди и сзади. Случайно прикасаясь к руке соседа, мы знаем, что прикасаемся к себе.
Когда выхожу из метро, я всегда опускаю глаза — солнце, словно специально, изо дня в день нестерпимо сверкает сверху. Питаюсь я теперь только в ресторане гостиницы. Так быстрее и ближе, — пусть и дороже, но сразу после приема пищи я иду в свой номер и больше не выхожу до следующего утра.
В последний день конференции я, дослушав завершающий доклад, еду в гостиницу. Собрав свои вещи, я спускаюсь вниз и выписываюсь. Поезд домой у меня завтра рано утром, но у меня впереди важное дело.
Подхватив сумку, я ухожу из здания, которое временно приютило меня.
Я иду к тому подземному переходу, где поют наркоманы. Почему-то я уверен, что и сегодня они там будут. Точнее, я знаю, что они там.
Я спускаюсь вниз, уже издалека услышав их голоса. Инвалид сидит в своем кресле, ссутулившись, и смотрит на проходящих мимо людей исподлобья. Он тоже ненавидит людей, воспринимая их, как своих личных врагов. Парень, играющий на гитаре, по-прежнему, улыбается всем и вся, и с удовольствием поет. Он еще думает, что все в его жизни наладится.
Я прохожу мимо, бросив десятирублевую монету, и, поднявшись по ступеням, сажусь на металлическую ограду. Отсюда мне слышно, где парни и что они делают.
Мне хорошо. Вечереет. Солнце спряталось за соседним высотным зданием, и я рад этому. Глядя на тени, снующие верх и вниз по лестнице подземного перехода, я слушаю очередной музыкальный шедевр, который поют мои парни.
Я жду недолго. Минут через пятнадцать гитара успокаивается, и вскоре они появляются из перехода. Парень, закинув гитару в чехле за спину, с видимым напряжением толкает инвалидное кресло вверх по пандусу. Когда они поднялись вверх, я слышу, как инвалид спрашивает:
Ознакомительная версия.
