Я пытался его успокоить. Боялся, что нас кто-то увидит. Что, если это будет тот или та, о ком он так настойчиво говорит? До его комнаты недалеко, но как медленно он шел… И все говорил, говорил. «Его шаги мягки и неслышны. И ходит он бесшумно. Он заходит в наши комнаты. Смотрит на нас. А мы не слышим. Ведь мы бессмертны. Ты писатель — ты должен об этом написать. Пусть читают. Седьмой период уже пришел».
Я ощущал, как трясется его плечо. Потом он вдруг остановился, посмотрел мне прямо в глаза и спросил: «Ты думаешь, я — псих?» Я покачал головой. Он как будто о чем-то размышлял. Затем спросил, куда мы идем. Я сказал, что к нему. Тогда он весь как-то обмяк и, словно больной ребенок, прошептал: «Мне плохо». Я довел его до комнаты, подождал, пока за ним закрылась дверь, и пошел к себе.
Николь не удивилась. Они все знали. «Ложись спать, — сказала она. — Тебе надо выспаться». И я лег. А потом ночью она разбудила меня и сказала идти к нему в комнату.
— Пятый, — ласково позвал женский голос.
Я вздрогнул всем телом. Перед моими глазами, как живой, стоял затравленный Шинав, шепчущий дикие слова.
— Пятый? — повторил голос.
Я глубоко вздохнул. Это была Николь. Просто Николь.
— Да, Николь? Прости, я задремал.
— Ты не собираешься идти на ужин?
— Собираюсь.
— Ты себя плохо чувствуешь?
— Нет, все в порядке. Просто писал, писал и задремал. Спасибо за напоминание.
— Не за что. Приятного аппетита.
Весь ужин мне приходилось заставлять себя улыбаться и поддерживать беседу. Раскрытая тетрадь Пятого лежала в спальне и манила меня к себе своими темными секретами. Но надо было играть свою роль. Наконец, час спустя я добрался до своей квартиры и опрометью бросился к столу.
Когда я зашел к нему, дверь в спальню была открыта. А там уже стояли Адам, Первый и Третий. Шинав лежал на кровати в какой-то странной позе, и в первый момент я подумал, что он мертв. Затем я понял, что он крепко спит. Крепко и спокойно. «Вы должны отнести его в синий тамбур», — сказала она. Мы переглянулись, и я понял, что они все слышат тот же голос. «Не бойтесь, он не проснется, и по дороге вам никто не встретится». До этого я никогда не носил спящего человека. По-моему, Адам был самым опытным в таких делах. Кто его знает, чем он занимался до этого. Первый предложил взять Шинава за руки и за ноги, но Адам сказал, что нести должны двое, а остальным надо только поддерживать. По-моему, Первый и Третий боялись его брать. Тогда мы с Адамом взяли его под руки. Он чуть не упал, пока мы его поднимали с постели. Мне было не до наблюдений, но я успел заметить, что в комнате стоит невероятный бардак. Там были какие-то растерзанные книги, вещи валялись как попало. И еще над кроватью был странный рисунок. Неумело нарисованный синий глаз, а через него поперек — красная полоса с короткими поперечными линиями. Будто грубо сшитый шрам. Потом мы шли по коридору, и его безвольная влажная ладонь болталась у меня на плече, пока я не прижал ее. Он бессильно висел у нас на плечах, и его ноги волочились по полу. Синий тамбур был недалеко, наверное поэтому они его выбрали.
15 февраля
Вчера пришлось идти спать, чтобы не выбиваться из режима. После того как мы зашли в тамбур, туда набилась целая толпа. Они забрали Шинава, положили на носилки и унесли. А нам сказали остаться. Мы сидели и почти не смотрели друг на друга. Вообще в тамбурах всегда стоит один стул, но сюда они принесли еще три. Потом пришел Тесье. Как всегда спокойный и самоуверенный. Сказал, что у Шинава случилось психическое расстройство, нервный срыв. Что они давно об этом знали, но некем было его заменить. Что они допустили ошибку, затянув это так надолго. Благодарил за оказанную помощь. Разумеется, все это должно оставаться в секрете. Разумеется, нам рекомендуется не думать об этом. И разумеется, несмотря на это досадное происшествие, мы должны снова стать Первым, Адамом, Третьим и Пятым, как только выйдем из тамбура. Пока он говорил, я все время думал о том, кто из этих троих вколол Шинаву снотворное. Наверное, Адам. Он увереннее всех держался. Но тут Адам сам спросил, каким образом Шинав так крепко уснул, и стало ясно, что он тут ни при чем. Тесье совсем не удивился, видимо, ожидал подобного вопроса. И очень внятно объяснил, что во все спальни проведены трубки, через которые можно пустить усыпляющий газ. Именно на случай подобных критических ситуаций. Он очень сожалеет о том, что сегодня пришлось воспользоваться этим средством, но у них не было выхода. Газ абсолютно безопасен для здоровья, и через шесть-семь часов Шинав проснется как ни в чем не бывало. Мы проглотили эту пилюлю, но думаю, что радости это сообщение не вызвало не только у меня. А потом он попрощался, и мы ушли. И снова стали Первым, Адамом, Третьим и Пятым.
На этом запись о происшествии заканчивалась. Я поднял голову и посмотрел по сторонам. Где-то в этой комнате скрывалось невидимое отверстие, через которое в любой момент мог пойти усыпляющий газ. А может, не только усыпляющий. В любую секунду меня могли грубо выключить, словно ненужный электроприбор. Мир вокруг мгновенно стал чужим, враждебным, гнетущим. Мне представилась громада этого здания, пронизанная трубами и проводами, нашпигованная подслушивающей аппаратурой, камерами, датчиками. Огромная машина, существующая ради одного-единственного человека, могущая в любой момент раздавить и смять любого, находящегося в ее необъятных недрах, подвластная мановению пальцев своих бесстрастных создателей и операторов. И я — один из человеческих винтиков в этом чудовищном механизме. Сколько винтиков уже сошло с ума? Сколько из них никогда не смогут оправиться после своего «нервного срыва»? Я тряхнул головой и вернулся к чтению.
17 февраля
Шинав задумчив и мил. Как в старые добрые времена. Только это другой Шинав. Но об этом знают лишь четыре человека. Наверное, это первый раз, когда факт замены одного актера стал доподлинно известен другим.
19 февраля
Как далеко может заходить этот контроль? Что еще они могут предпринять для блага эксперимента? Имели ли они моральное право сначала наблюдать за тем, как человек медленно сходит с ума, а затем усыпить его, как дикого зверя? И где он проснется? В психбольнице? Что ждет его теперь? Какие еще секреты хранит моя комната? Слишком много вопросов. Слишком много.
20 февраля
Хрупкая психика, чрезмерно развитое воображение, постоянная игра, невозможность поговорить по душам, замкнутое помещение без окон, отсутствие природы, солнца, простора. И вдобавок — сознание того, что где-то рядом ходит странное существо, взращенное на нелепых истинах в этом склепе среди вечного маскарада. Все это, сложившись и перемножившись, повлекло за собой срыв. Да, его жалко. Но какое отношение жалость имеет к эксперименту? Если бы люди, стоящие за ним, позволяли себе такую роскошь, как жалость, то теория никогда не стала бы практикой. Ведь как ни крути, а это эксперимент над человеческим существом, не дававшим никакого согласия на свое участие. И если я приемлю саму идею эксперимента, то я должен точно так же считать их действия в случае с Шинавом разумными и оправданными. Иначе это лицемерие. Либо я согласен с тем, что такая цель оправдывает такие средства, либо нет.
