фильмы «Семафора» София пересмотрела по сто раз. Она последовательно покупала их во всех сменяющих друг друга цифровых форматах – видеодисках, сжатых файлах, файлах без сжатия, файлах высокого качества, повышенного качества и, наконец, суперкачества.
Девушка знала каждую сцену посекундно, могла повторить по памяти любую реплику любого персонажа. Теперь ей даже не нужно было смотреть фильмы: она могла воспроизводить их у себя в голове.
София окончила школу-студию кино и начала снимать собственные короткометражки, стремясь к тому, чтобы они вызывали такие же чувства, как и классика «Семафора». Прогресс в аппаратуре цифровой съемки позволил ей при малом бюджете добиться весьма зрелищных эффектов. Но сколько бы раз она ни переписывала сценарий и сколько бы ночей ни просиживала за монтажным столиком, плоды ее усилий получались неуклюжими, смешными, нелепыми. София не могла смотреть их сама, не говоря уж о том, чтобы показывать другим.
– Не опускайте руки, – сказал ей один из преподавателей, увидев ее, сраженную отчаянием. – Вы занялись этим, потому что хотели создать что-то прекрасное. Но для того чтобы добиться успехов в любом творчестве, требуется время – много времени. То обстоятельство, что в настоящий момент собственная работа вызывает у вас чувство ненависти, просто говорит о том, что у вас хороший вкус. А для настоящего художника хороший вкус – самый ценный инструмент. Берегите его. Когда-нибудь вы подниметесь на один уровень с лучшими из лучших. Когда-нибудь вы сотворите что-то такое, что покажется красивым вам самой.
София вернулась к фильмам «Семафора», разбирая их на кусочки и складывая вместе, стараясь определить, в чем их секрет. Теперь она смотрела их не для удовольствия, а чтобы научиться воспроизводить творческий процесс.
Постепенно, поскольку у нее действительно был хороший вкус, София помимо воли начала находить в них крошечные изъяны. Фильмы «Семафора» оказались не такими идеальными, какими она их считала. Тут и там в них попадались мелочи, которые можно было улучшить. А иногда и не мелочи, а что-то серьезное.
София заглянула в самые темные уголки интернета, чтобы узнать, как взломать коды защиты авторских прав цифровых копий фильмов «Семафора», загрузила их в монтажный столик и отредактировала в соответствии со своими новыми взглядами.
А потом она села в темноте, за своим компьютером, и просмотрела отредактированную версию «Мезозойской эры». Когда фильм закончился, она кричала от радости. У нее действительно получилось лучше. Она сделала замечательный фильм еще более замечательным, приблизившись к совершенству.
В каком-то смысле ей казалось, что идеальный фильм «Семафора» присутствовал всегда, но местами скрытый под вуалью, каковой являлась версия, выпущенная в прокат. А она, София, просто пришла и открыла спрятанную красоту.
Ну как можно было не поделиться своим видением со всем миром? София была влюблена в красоту «Семафора», а красота хотела освободиться.
* * *
– Я… Я… – София поймала себя на том, что пытается оправдываться. Она упорно отказывалась думать о том, что, скорее всего, нарушила закон, просто выложив в интернет отредактированную версию. У нее не было готового ответа. – Я так люблю фильмы «Семафора»… – Девушка осеклась.
Рассмеявшись, Палладон поднял руку.
– Успокойтесь! На мой взгляд, это было блестяще. Я попросил отдел кадров связаться с вами не из-за вашего резюме, а потому что вы без спроса перемонтировали наше кино.
– Оно вам понравилось? – София не могла поверить своим ушам.
Палладон кивнул.
– Расскажите, что, на ваш взгляд, у вас получилось лучше всего.
София не колебалась ни мгновения. Об этом она думала много.
– У «Семафора» замечательные фильмы, но фантастические они только для мальчишек. Я переделала «Мезозойскую эру» так, чтобы она стала фантастической и для девчонок.
Палладон задумчиво посмотрел на нее. Девушка затаила дыхание.
– Разумно, – наконец промолвил он. – У нас работают в основном мужчины. Я повторял уже много лет, что нам нужно привлекать больше женщин. Я не ошибся на ваш счет: настоящий художник сделает все, чтобы претворить в жизнь свое видение, даже если ему придется работать с чужим творением.
* * *
– Все готово?
Кивнув, София протянула Палладону пачку подписанных документов. Тот предупредил ее, что – прежде чем сделать предложение – хочет показать ей творческий процесс в «Семафоре», чтобы она поняла, где ей предстоит работать. Но сперва ей нужно было подписать драконовское соглашение о неразглашении коммерческой тайны.
София не колебалась ни секунды. Взглянуть хотя бы одним глазком на то, как «Семафор» творил свое волшебство, было ее самой заветной мечтой.
Палладон провел ее по длинным коридорам, вдоль которых тянулись закрытые двери. София озиралась по сторонам, гадая, что могло находиться за ними. Просторные, светлые помещения, где каждый сотрудник был волен оформить свой закуток по собственному желанию, дав выход созидательному потенциалу? Легендарные залы совещаний с разноцветными кубиками «Лего» и японскими игрушками, призванными побуждать у художников и инженеров выделение творческих соков? Компьютерные залы с мощными вычислительными станциями, позволяющими воплотить в жизнь всю эту магию? Талантливые, изобретательные художники, развалившиеся в удобных креслах, обменивающиеся друг с другом зародышами идей, что-то добавляя к ним, полируя их, превращая в конечном счете в сверкающие жемчужины?
Двери оставались закрытыми.
Наконец Палладон остановился перед одной дверью и отпер ее ключом. Они с Софией шагнули в темноту внутри.
* * *
Они оказались в проекционной кабинке небольшого кинозала. Выглянув в окошко, София насчитала в зале примерно шестьдесят кресел, из которых около половины было занято. Зрители были полностью поглощены тем, что происходило на большом экране. Кабинку наполняло тихое жужжание кинопроектора.
– Неужели это?.. – Чувствуя, как в висках пульсирует кровь, София прижалась носом к стеклу окошка, так и не закончив свой вопрос.
– Да, – подтвердил Палладон. – Это первая версия нашего нового фильма «Возвращение в мезозойскую эру». Он про то, как мальчик знакомится с динозавром и узнает вечные истины о дружбе и семье.
София смотрела на яркие фигуры на экране, страстно желая оказаться в зале, среди завороженных зрителей.
– Значит, это предварительный показ?
– Нет, именно так создается фильм.
– Не понимаю.
Подойдя к рядам мониторов в глубине кабинки, Палладон пододвинул два стула.
– Садитесь. Я сейчас объясню.
На мониторах медленно двигались пучки разноцветных линий, похожих на кардиограммы или показания сейсмографа.
– Разумеется, вы понимаете, что кино является сложной машиной генерации чувств.
София молча кивнула.
– На протяжении двух часов оно призвано водить зрителя за руку по эмоциональным «американским горкам»: взрывы смеха должны чередоваться с мгновениями скорби, восторженные взлеты должны сменяться пугающими падениями в бездну. Эмоциональная кривая фильма является его самым абстрактным представлением и самым фундаментальным. Это единственное, что остается в сознании зрителей после того, как они выходят из кинотеатра.
София снова кивнула. Это были прописные истины киноиндустрии.
– И как понять, что зрители следуют именно по той кривой, которую мы замыслили?
– Наверное, вы поступаете так же, как и любой рассказчик, – растерявшись, неуверенно ответила София.
Палладон молча ждал.
– И, наверное, устраиваете пробные показы и потом кое-что подправляете, –
