От двух «галахадов» в кабине не повернуться. По этой причине Мистер Паркер даже предпринял было попытку героического самопожертвования. Он вдруг изъявил категорическое намерение остаться на Бханмаре, дабы не причинять никому излишних неудобств. Попытка была грубо пресечена. «Энигмастеры, подобно газу, способны заполнить собою всякий свободный объем, – объявила Маша. – Роботом больше, роботом меньше – значения не имеет. Зато вообразите, какой просторной покажется нам новая обитель!» Теперь они утрамбованы здесь, как маринованные помидоры в банке. Все, что может себе позволить Маша, – это изредка коситься в сторону Гарина. Истекает шестой час болезни. Критическое время достигнуто. Она не знает, что с ним происходит. Пляшущая линия на экране общей телеметрии показывает, что он жив. Только и всего. Если бы Маша верила в бога, то молилась бы. Ей остается лишь надежда, что умные и дерзкие нанорепликаторы уже огляделись, приспособились, многократно размножились и начали свое тихое доброе дело.
«Улетай. Улетай».
Что означали эти слова? Она может лишь гадать, была ли то осмысленная подсказка или всего лишь отклик на какие-то видения в горячечном сознании. Если верна ее догадка и кванн действительно привязан к собственной локации, как паук к паутине, все, что от них требовалось, – это вырваться из паутины. Или, как вариант, покинуть зону действия гравитационного поля с аномальными характеристиками. Следуя логике этой гипотезы, кванн должен был остаться на Бханмаре. Весь, до последней частички. Никакое гравитационное поле не тянется клочьями за вырвавшимся из него объектом.
Между прочим, аларм-детекторы молчат уже сорок минут. И синий свет тревоги давно уже сменился на уютно-желтый.
Острые пики ломкой линии на экране становятся положе, сглаживаются, сходят на нет. Очень скоро линия распрямится вовсе.
– Нет, – шепчет Маша.
– Простите, мэм, не расслышал ваших слов, – откликается Мистер Паркер.
– Нет! – уже кричит Маша в полный голос. Она не может встать, не может даже толком пошевелиться в тесноте. Все, что ей остается, это кричать от ужаса и боли. Чересчур долго дремавшие в ее душе страсти выплескиваются наружу, словно лава из жерла вулкана. – Не умирай! Только не умирай, пожалуйста, пожалуйста… Мы улетели. Все, как ты и хотел. Теперь ты не имеешь права умирать. Это нечестно. Это не нужно. No vale la pena… Ты называешь себя циником, но это не так, ты хороший! Самый лучший из всех, кого я знала! Я понимаю, soy agilipollada, я дура, у меня в глазах все плывет от одного твоего голоса. Я схожу с ума рядом с тобой. Это ничего не меняет. Видишь, я уже не реву. Хотя ты этого не видишь. Ты сейчас ничего не можешь видеть. Но когда ты откроешь глаза и начнешь выздоравливать, я не буду такой ужасной лохматой ведьмой. И нос не будет отвратительно распухшим от слез. Меньше от этого он, конечно же, не станет… Я встречу тебя настолько красивой, насколько смогу себе позволить в этой дыре. Я умею быть неотразимой, puro bollicao, ты это увидишь, тебе предстоит еще испытать мои чары на себе. В конце концов, я испанская женщина с русскими корнями. Или наоборот. В любом сочетании это гремучая смесь. Может быть, я это выдумала… No importa. Не важно. Стоило ли прилетать, что вот так просто взять и умереть, оставить меня здесь одну?! ¡Narices! Ты не можешь так со мной поступить, слышишь? Зачем ты прилетел? О чем ты думал? Как ты мог быть таким эгоистом?! Я все сделаю для тебя, я душу свою продам, только не умирай! Por amor de Dios, не надо, прошу тебя! Если ты умрешь, я не знаю, что с тобой сделаю! Никогда тебе не прощу! Если ты умрешь, я тебя убью? Слышишь? ¡Te voy a canear!.. Я знаю, ты не слышишь и не видишь. И хорошо, что не видишь, как я тут схожу с ума. Это не имеет значения. No importa. Я буду с тобой всегда. Буду с тобой столько, сколько позволишь. Если хочешь, исчезну в один момент. Ты только не умирай… Ты ведь не умрешь сегодня, правда, правда?!
– И что же? – привычно спрашивает Маша. – Долго вы намерены нас тут мариновать?
– Выждем еще немного, – говорит Мухомор, и в голосе его сквозят неожиданные умоляющие нотки. – Понимаю ваше нетерпение, госпожа Тимофеева… Марихен… вы позволите мне так к вам обращаться? Но рисковать мы не имеем права. В нашей практике не было еще случаев реабилитации пациентов, излечившихся от кванна. Мы разрабатываем подобный регламент впервые в истории.
– Выглядит так, будто вы втайне надеетесь, что в конце концов мы все же заболеем и умрем, – мстительно реагирует Марихен. – И это позволит вам сохранить личную картину мира в целостности.
– Можете называть меня перестраховщиком и мракобесом, – ворчит Мухомор. – От вас я готов стерпеть любое унижение. Дайте нам время для ответственного решения. Вдруг что-нибудь произойдет!
Но ничего не происходит.
Если не считать того, что в душ Маша и Гарин ходят вместе. Вот уже вторую неделю.
Поначалу Гарин был слишком слаб, чтобы в одиночку управиться в кабинке. Маша помогла ему раздеться и забраться внутрь. Гарин все время ронял тюбик с шампунем и терял мочалку. У него не было даже сил, чтобы иронизировать или злиться. «Сейчас или никогда», – подумала Маша, и голова ее улетела в алмазные небеса. Вслух же она сказала: «Так дело не пойдет. Давайте я вами займусь». Голос ее не дрожал, и руки не тряслись. «Ты вся вымокнешь», – пробормотал Гарин. Как ей показалось, безучастно. «Я надену скафандр», – обещала Маша. Но поступила ровно наоборот. На протяжении всего процесса Гарин молчал и только пыхтел, не то от удовольствия, не то от стараний удержаться на ногах. Как тюлененок. Потом они сидели в кают-компании, закутавшись в махровые халаты, Маша – в розовый, Гарин – в зеленый, из числа запасных. «Леди, можно к вам на колени?» – вдруг спросил Гарин слабым голосом. «Нет, милорд», – быстро ответила Маша. «Виноват, можно голову к вам на колени?» – «Да, милорд»[23]. Гарин уткнулся носом в Машин халат и моментально уснул. «Он как ребенок, – думала Маша, изнывая от нежности. – Большой беспомощный ребенок. Скоро он оправится, станет сильным, и всё закончится. А пока пусть идет как идет… Когда же я снова научусь жить одним днем?!»
Вечерами они сидят рядышком, пьют чай с вареньем и болтают с Мистером Паркером. Смотрят по видеалу новости из Галактики или какое-нибудь кино. Без разбору, все подряд: комедию, драму, ужастики. С каждым днем Гарин комментирует увиденное со все нарастающей иронией. Приходит в обычное свое состояние. А потом вдруг засыпает на Машиных коленях. В кульминационный момент, когда на экране кого-нибудь едят. Маша чувствует себя глупой и счастливой. С утра и до утра.
Так она живет каждый день, пока тянется карантин.
Однажды карантин закончится.
