Воспоминания о часах, проведённых в маленьком домике Герека, настойчиво лезли в её голову. То, как он читал ей стихи. То, как он говорил о ней с Сарретом, убеждая его, что она — козырь. И особенно навязчиво вспоминалась минута прощания — когда они стояли, обнявшись, на ветру…
Наверное, он очень ждал её сегодня утром. Наверное, именно потому подвеска стала обжигать, как самый настоящий огонь. Конечно, он не мог не понимать, что Элья не появится — и всё равно мечтал увидеть её. Погружаясь в этот омут боли, которую она и представить себе не может, несмотря на то, что её дважды касался хлыст тарраганы — он вспоминал о ней…
Сосредоточиться, ей нужно сосредоточиться… Её не должен волновать какой-то Гор, который вёз её по Шеме…
Элья, собрав волю в кулак, прислушалась к беседе.
Лэрге в это время как раз говорил о том, что вскоре отправится в Тангроль на тренировку по фехтованию.
«Он уезжает!!» — запаниковала Элья.
А вслух лишь удивилась:
— Вы — и тренируетесь? Я думала, вы и без того прекрасный фехтовальщик.
Граф чопорно ответил:
— Моя дорогая Элья, даже мастеру необходимо постоянно совершествовать своё умение, а мне и до мастера ещё следует дорасти.
Он уезжает… уезжает… не на один час… Сколько должна идти эта треклятая тренировка?!
— Лэрге у нас скромник, — заметила Жерра.
Граф на это вежливо что-то возразил и благодарно поклонился. Даже в такую минуту он умудрялся оставаться галантным.
Грапар же попенял ему, что он тратит два вечера в неделю не пойми на что, а меж тем это время можно было бы провести с гораздо большей пользой.
В ответ Лэрге в меру раздражённо заметил, что у них с Грапаром разные представления о том, как с пользой проводить время.
Голоса гудели, жужжали, как мухи над разлагающимся трупом, мешали сосредоточиться…
Он уезжает. Он уезжает. Она остаётся одна.
А в подвале остаётся Герек.
После завтрака Элья выходила на лестницу с тем же чувством, с каким, должно быть, поднимаются на эшафот. Всё было тихо, но тишина напугала ещё больше: она проникала внутрь, затопляла грудь, прорастала паникой где-то в животе.
Ничего нельзя было делать.
Не спускаться вниз. Никого ни о чём не спрашивать.
Нельзя.
Стиснув в ладони амулет, Элья быстро-быстро взбежала вверх по ступенькам. Заспешила по коридору под обличающими взглядами стоявших у стен скульптур, села в комнате на кровать, подперев подбородок кулаками — и продолжила ждать.
Прошло какое-то время — Элья не смогла бы сказать, сколько — и её клетку посетила Макора. Она была в белом, как и Элья, но при этом почему-то казалась чёрной. Чёрной, стремительной молнией.
Колдунья захлопнула дверь и сказала страшное:
— Мы с тобой остались одни, Элья. Из всего Клана Альбатроса.
— Что?..
Слова Макоры почти не впечатлили её. Они не смогли сразу приобрести смысл; в голове витало лишь эхо этих слов.
«Я должна её слушать, — сказала себе девушка. — Я должна её слушать и понимать».
Однако мысли её так и норовили соскользнуть в немую беспросветность, в собственную тоску, и Элья, как ни старалась сосредоточиться, слушала лишь вполуха.
Меж тем Макора продолжала говорить жуткие вещи. Что Равес умер — и кровь его открыла темницу, в которой томились альбатросы. Обряд прервался раньше, чем должен был, и это огромная потеря для всего. Для мира, для Панго, для Макоры и для Эльи.
— Они должны были стать сверхлюдьми, — говорила Макора. — Сильные, крылатые, прекрасные, как боги… О, я столько вложила в это заклинание! Я столько надежд возлагала!..
— Они все погибли? — спросила Элья.
— Да не то, чтобы… их души заключены в телах птиц.
— Навсегда?
— Нет… Наверное, нет. Можно провести другой обряд… если получится их найти. Все ведь улетели… Но совершенными существами, какими я их задумала, они уже никогда не станут. Столько сил… столько сил…
Она продолжала сокрушаться, меряя шагами Эльину комнату. Казалось, воздух так и искрит от её движений. В этот момент можно было понять, отчего все так боятся её — сейчас колдунья не притворялась, не маскировала свою истинную сущность, и от неё шла невиданная мощь.
Однако то, что терзало Элью, было гораздо мощнее, и потому, возможно, девушка всё никак не могла проникнуться важностью момента.
— Конечно, надо было оставить кого-то с Равесом… Я всегда говорила это, но Грапар не соглашался. Он был уверен в своём протеже. И в Белом Гроте. Говорил, что это самое надёжное место… Но то ли Равеса нашли, то ли он сам оступился и упал… Если не сам… то кому-то очень не повезёт… Я это выясню, Элья. Выясню — и отомщу за наш клан. Если убийца существует, я его уничтожу. Можешь быть уверена.
Злоба в её голосе была такой яркой, что вырвала Элью из её кокона. Почти успешно.
Девушка испуганно кивнула.
— Никому пока не говори о том, что мой план сорвался. — Макора пристально посмотрела на неё. — Здесь больше нет людей, которым я могу всецело доверять. Даже Грапару… Впрочем, ладно, не будем сейчас…
— А мне вы, значит, всецело доверяете? — спросила Элья. И, как она ни старалась задать этот вопрос спокойно, в её тоне прозвучала горькая насмешка.
— Конечно. Я ведь говорила, что уже проверяла тебя. Я всех проверяю… Мне вообще несвойственно полагаться на людей. От них всегда можно ожидать удара в спину — даже от самых близких. И ты моргнуть не успеешь, как окажешься в Зеркальных Глубинах.
— Или в болоте, — сказала Элья.
И всё-таки не выдержала:
— Скажите, Макора… А тот человек, которого истязают в подвале…
— Не истязают, а допрашивают, — отрезала Макора.
Элья снова кивнула. У неё перехватило горло — она не знала, как спросить точнее о том, что ей жизненно необходимо было знать.
Девушка невольно покосилась на сумочку, висевшую на спинке стула. В этой сумочке всё ещё лежали футляры с волшебной жидкостью, которая могла оставлять дыры в металлах и в заклинаниях.
И в людях.
Нет, слишком расточительно и слишком рискованно. Сидеть, сидеть спокойно… слушать…
— Когда я его видела с помощью зеркала, — проговорила Макора, — он сказал кому-то: «Стойте». Он не говорит, кто это был — но скоро скажет. Да, возможно, это бесчеловечно. Но иногда насилие — единственный способ. И очень действенный. Рано или поздно… но ломаются все. А нам необходимо знать, кто ставит нам палки в колёса.
Элья нашла в себе силы, чтобы кивнуть.
Внезапно Макора нахмурилась и втянула носом воздух:
— Чувствуешь? Пахнет палёным.
Колдунья подошла к окну.
— Но он же не может… — произнесла она потрясённо. — Он не может сейчас колдовать, я позаботилась об этом!
Элья метнулась к ней.
Первый этаж был укутан чёрным дымом. Непроглядная пелена клубилась внизу, как пар над кастрюлей. Сразу было понятно, что если это и пожар, то не совсем обычный. Да и языков огня нигде видно не было — хотя палёным действительно пахло. Возможно, магу пришлось сначала что-то сжечь, а потом раздуть получившийся дым и использовать его как прикрытие.
«Молодец, Герек! — ликовала про себя Элья. — Молодец!»
Макора выбежала за дверь. Девушка — за ней. И тут же замерла, поражённая удивительной картиной: фигура в белом стремительно и плавно неслась над полом, а потом исчезла в конце коридора.
Элья летать не умела, поэтому бежать пришлось на своих двоих.
Угольно-чёрная пелена уже подступала ко второму этажу. Элья слышала крики и чувствовала, как в ней будто тревожится что-то неведомое, неназываемое — это её «тьма» приветствовала открывавшиеся калитки миров, чуяла обнажённые пороги, по которым порхала Макора, пытаясь укротить чёрный дым.
И чёрный дым потихоньку отступал. Но медленно, слишком медленно…
Когда чары удалось обуздать, Герека в Сакта-Кей уже не было.
***
Позже Элья поняла, что рано радовалась. Колдовство, которым был атакован Сакта-Кей, исходило вовсе не от Герека.
Девушка довольно быстро разыскала Грапара и старалась держаться с ним рядом. Даже не скидывала его руку со своих плеч. Со стороны должно было казаться будто Элья ищет защиты, ищет того, рядом с кем можно было бы переждать эту суету. На самом же деле, она слушала. Слушала снова.
