— Ни за что не назову, — пообещала Элья шёпотом.
Саррет кивнул. Вопрос был закрыт.
— По поводу Макоры, — сказал он. — Благоприятный момент сам собой не появится, так что думайте над тем, как его создать. Я хочу, чтобы уже завтра вечером у вас был какой-то план. Надо поскорее покончить со всем этим… и отправить вас домой.
— Вы завтра тоже придёте в это время?
— Пока договоримся так, — кивнул Саррет. — Если что-то изменится, я, конечно, постараюсь вас предупредить. Но ничего не обещаю. Этот маг, который сегодня помогал с Гереком, живёт в Бельзуте, но сеансы связи из Бельзута — это равносильно самоубийству… Мне нужно придумать, как передавать информацию в Аасту.
— Но у вас же был, наверное, маг до Герека?
— Да, в Эстау. Когда появился Герек, тот парень занялся чем-то другим… Сейчас я даже не знаю, как на него выйти. А ведь он был профессионалом, он мог исчезать и заметать следы, его учили всему этому… в отличие от Герека.
— Вы хотите сказать, Герек плохо работал? — Элья вся подобралась.
— Нет, он работал хорошо. Но он совершенно не умеет притворяться. И там, где нужно отступить и спрятаться, лезет на рожон. Хотя я столько раз ему говорил… — Саррет прерывисто вздохнул — это была первая настоящая эмоция, которую он позволил себе за всё это время. — Не надо было его привлекать, конечно. Но он так хотел быть полезным, а Эстау — это было так далеко и так неудобно… В итоге же получилось, что я его подставил. Уже второй раз. Первый раз — когда выстрелил в него из револьвера, и теперь тоже — когда позволил работать на передатчике.
— Вы его не подставляли! Ни сейчас, ни тогда! — Элья так разволновалась, что вскочила с кресла. — Сейчас — это был его выбор, а там, в лесу… вы ведь не могли не выстрелить! И он это прекрасно понимал, он знал, что иначе его бы убили наверняка…
— Конечно, он понимал. И я бы на его месте понимал. Но я бы не простил. Даже с учётом обстоятельств… Ладно, Элья, поздно. Удачи вам. И спокойной ночи.
Элья невольно хмыкнула.
Саррет обернулся в двух шагах от окна.
— Да, нужно уснуть, — сказал он. — У вас нет такой роскоши, как возможность помучиться от бессонницы.
Он нырнул за шторы, почти не колыхнув их, и в комнате тут же стало очень пусто и очень страшно.
15
На завтраке присутствовал Скариф. Как ни в чём не бывало. Должно быть, Макора постаралась.
Всё шло своим чередом. Очередная светская беседа. Неудивительно: здесь сидели люди, искушённые в интригах и притворстве, а также воспитанные в кругах, где учат скрывать свои чувства.
Никто из собравшихся, конечно, не подозревал, что тяжелее всех было безмолвной, как будто ни во что не вовлечённой Элье. Разве что Лэрге мог догадываться — но ему хватало и своих проблем.
Бывшая танцовщица находилась на пределе. «Тьма» бурлила в ней, грозясь перелиться через край. Особенно невыносимо было присутствие Грапара — он был одним из этих зверей, он легко отдавал людей на растерзание палачу ради неизвестно каких идеалов, ради того, чтобы угодить Макоре… и он сидел рядом.
«Ненавижу… ненавижу… ненавижу…»
— Элья, не будете ли вы так любезны передать мне маслины? — Сухая рука Скарифа — та самая, что вырывала Гереку глаз — протянулась над столом, как белый мост. Манжет на запястье этой руки напоминал «юбочку» поганки.
Вцепиться зубами, выдрать вены, чтобы хлестала кровь — на овощную нарезку, на свежеиспечённый хлеб с хрустящей корочкой, ещё тёплый, на тончайшие куски лучшей ветчины…
Элья опустила глаза, взяла вазочку с маслинами.
Посмотреть и улыбнуться… посмотреть и улыбнуться… иначе кто-нибудь что-нибудь заподозрит, иначе Саррет будет в опасности… Предельно сосредоточиться — и действовать… Получается у Саррета — получится и у неё…
— Пожалуйста, — улыбнулась Элья палачу.
Он взял вазочку, вежливо поблагодарил, и Элья вернулась к своей тарелке.
А гнев внутри всё рос — и требовал выхода.
После завтрака государь Панго велел подготовиться к приёму послов из Иланы. Большой Зал закрыли на несколько часов, по всему особняку велась уборка. Помещением, которому слуги уделили наименьшее внимание, была малая гостиная — та самая, откуда Элья начинала своё знакомство с Сакта-Кей.
Зелёный сон комнаты должен был бы подействовать успокаивающе — но отнюдь не на того человека, который год провёл в болоте. Даже белый рояль, окутанный таинственным мерцанием, не разбавлял столь ненавистную Элье зелень и не мешал воскреснуть тому, что она так хотела загубить в себе.
Мерить шагами комнату было нельзя — лишний шум привлёк бы нежелательное внимание. Поэтому Элья уселась на пуфик, обтянутый молочно-белым шёлком, и замерла, стиснув руки в замок. Наверное, для вида следовало бы взять книжку из маленького шкафчика — который тоже стоял здесь для вида, никто никогда не читал в этой комнате; но Элье казалось, любое лишнее движение разорвёт её в клочья. Спина горела так, будто к каждому шраму приложили по раскалённому пруту.
Неясно было, сколько именно Элья так просидела, накапливая в себе тьму и гнев. Но когда дверь открылась, и в гостиную вошёл Грапар, она уже была готова к тому, чтобы вцепиться зубами в его горло.
Он был во всём виноват. Даже в том, что она сейчас с трудом сдерживала себя — эту животную ярость, эту печать белоборской нечисти Элья приобрела именно благодаря Грапару. Эта «тьма» была порождена его именем в большей степени, чем порядками в Подземном Дворце: они лишь выпестовали и подкормили посаженный им росток.
— Что ты тут делаешь? — Грапар говорил спокойно, но Элья чувствовала его страх — той безымянной частью своего сознания, которая работала сейчас лучше прочих. Грапар испугался её — испугался её взгляда, её неподвижности. — Все уже в зале, кроме нас с Лэрге — у нас вроде как негласное соревнование, кто первый тебя найдёт. Видишь, я победил!
Он нервно улыбнулся. Элья молчала.
Имя Лэрге слегка отрезвило её. Если бы Грапар не произнёс его, Элья бы опустилась ещё ниже — к той ступени, откуда бросаются, оскалив клыки, и раздирают чью-то глотку.
Лэрге. Саррет.
Маячок, который неустанно тянул её прочь от «тьмы».
— Ладно, — раздражённо мотнул головой Грапар. Элья про себя отметила, что для шпиона он слишком нетерпелив. Хотя, возможно, он давал себе волю только тогда, когда не работал, когда снова становился самим собой… — Не хочешь — не иди. Но это потом будет чревато, знаешь? Послы уже ждут в антикамере… Сомневаюсь, конечно, что их впустят раньше, чем через час, но таковы негласные правила этикета…
По лицу Эльи зазмеилась улыбка. Да, она не станет взгрызаться ему в горло — но гнев, бушующий в крови, всё-таки нужно куда-то девать.
— Твои друзья, да? Послы, я имею в виду? Они ведь тоже иланцы…
— Что случилось? — нахмурился Грапар, закрывая дверь. — Ты как-то странно на меня смотришь…
— В самом деле? — Элья медленно поднялась с пуфика и склонила голову набок. — Странно — это как? Не по-человечески? Ты, верно, опять забыл, что я не совсем человек, да?..
— Пожалуйста, только не начинай… — поморщился Грапар.
— Что, неприятно? — Она начала к нему приближаться — плавно, скользяще, по-змеиному. Медленно-медленно, накапливая яд и готовясь нанести удар. — То есть, сидеть за одним столом с человеком, чьи руки по локоть в крови — это для тебя нормально, а слушать о том, что я — нежить, нет?
Грапар пристально посмотрел на неё. Сделал несколько шагов навстречу.
— Ты не понимаешь. Скариф… Так нужно.
— Нужно, значит?! — взорвалась Элья. Она ненавидела этот взгляд — убедительный, властный, тот самый, на который она когда-то повелась в «Колоколе». Только вот этот взгляд почему-то делал из неё человека, помнящего, уязвимого — и поэтому яд, который она выплёвывала, принадлежал сейчас вовсе не нечисти. — Ах, нужно!.. Так вот, что я тебе скажу, ублюдок!..
— Элья…
— Нет, ты послушай! Да, пускай я — грязная, болотная дрянь, но я не собираюсь пачкаться ещё больше, залезая в то дерьмо, в котором ты плаваешь! И до конца жизни в нём плавать?! Нет уж, спасибо! Как тебя самого не тошнит?! Или ты родился уже в дерьме? Кем, кстати, были твои родители? У вас в Илане вроде тоже приветствуется семейное дело, да? Может, ты с пелёнок привык ко всей этой гадости, пил её вместо материнского молока, и теперь…
