мою сторону. Обиделась, что ли? Ну да может, оно и к лучшему.
– Знакомая? – поинтересовался Жора, когда мы уже отъезжали от городской прокуратуры, – Красивая!
– Помощник прокурора. Аресты без очереди у прокурора мне подписала! – на всякий случай соврал я, оправдывая нецелевое использование транспорта.
Георгий согласно кивнул, очевидно посчитав услугу, равнозначной подвозу.
Войдя в кабинет, я увидел за своим столом по-хозяйски развалившегося Гриненко, который к тому же еще пил чай из моей чашки. Они о чем-то весело беседовали с Юлией. Увидев меня, оба замолкли.
– Ты чего тут расселся, где Гущин? – вспомнил я наставления Каретникова о том, что слишком распускать оперов не следует.
– Его Борис на дежурной из приемника сразу в адрес повезет, нам только туда машину дали, – отмахнулся Стас, – А мы с тобой берем понятых и следом. Понятые внизу. Мои внештатники. Ты не забыл, что повестки им на весь день обещал? – напомнил мне Гриненко о моем очередном злоупотреблении должностными полномочиями.
– Иди в дежурку, предупреди по рации, чтобы во двор не заезжали. И садись с понятыми в нашу «Волгу», я сейчас спущусь, – я полез за бланками в стол.
Стас нехотя поднялся и, что-то бормоча под нос о молодых следователях, много о себе понимающих, вышел из кабинета. А я, затарившись нужными бланками, спросил у Юлии две повестки с печатями.
– Вот так все и начинается, – не упустила случая подколоть меня Иноземцева, – Сначала левые повестки, потом и дальнейшие фальсификации материалов уголовного дела.
Она протянула мне два типографских бланка повесток с уже проставленными синими печатями «Для справок».
– Спасибо, ты самая красивая из всех женщин, которых я сегодня видел! – мысленно исключив из списка Аньку Злочевскую, заверил я довольную Юлию, выходя из кабинета.
Гриненко и двое незнакомых мне парней уже сидели на заднем сиденье «Волги». Загрузившись, я объяснил присутствующим диспозицию относительно того, что обыск проводим аккуратно и без огласки для соседей.
– Принято, начальник, поехали уже! – Стас назвал Жоре адрес и мы отправились искать улики.
Обыск прошел штатно и, как сразу предупредил Митрий, безрезультатно. Но, процессуальный ритуал соблюсти было необходимо. Наталья Леонидовна, отпросившаяся на сегодня с работы, вытирая слезы, собирала своего непутевого Митяя в дорогу дальнюю, в казенный дом. Борис ей вполголоса подсказывал, чего, сколько и как положить. Гриненко через приоткрытую дверь пас Гущина, моющегося в ванной. Потом, отпустив понятых, мы, вместе с распаренным и одетым во все чистое младшим Гущиным, пили чай с бутербродами, на которые пошла вторая половина колбасной палки. Первая, тоже порезанная, была уложена в котомку арестанта. Осознавая, что обед сегодня нам не светит, от угощения Натальи Леонидовны мы благоразумно отказываться не стали.
Когда уже садились в машину, стоявшую с торца дома, Дмитрий, помявшись, попросился на доверительный разговор. Гриненко и Гусаров напряглись. Стас вытащил наручники, а Борис сместился, перекрывая Митяю путь.
– Не убегу я! – угрюмо пробурчал Гущин, – Что я, дурак, что ли?!
Я кивнул операм и они сели в машину, но было видно, что поляну они секут.
– Спасибо вам, что взяли меня с собой и дали с матерью проститься! – парень, поколебавшись, продолжил, – Может, вам пригодится… В общем, Наташка богатым торгашкам прически делает. И начальству из городского ТОРГа. На дому. Я знаю, Сивый с Чумой потом, после нее, пару квартир почистили. Она на Урицкого в длинном доме живет, шестая квартира, – Митяй вздохнул, и полез в машину. Борис вылез через левую дверь и, обойдя «Волгу», сел с краю, закупорив Гущина между собой и Стасом. Наручники Гущину надевать не стали.
Сдав арестованного в изолятор, мы поехали во второй адрес, обыскивать Вирясова. По пути я довел до оперов информацию по Наталье, полученную от Дмитрия.
– Как хотите, но, чтобы за неделю всех этих натальиных клиенток мне притащили, поручение я вам напишу. Сто процентов они в списке потерпевших.
– Верно мыслишь, Серёга! А Гущин, поганец, до последнего тянул, мог бы и раньше про эту Наталью сказать! – покачал головой Гриненко.
– Не мог. Он отмылся, с мамой пообщался и отмяк душой. А заодно понял, кто она такая, эта Наталья, – пояснил я, – А ты его везти на обыск не хотел! – укорил я опера.
– Прав, опять прав, Серега! Слушай, а на фига тебе это следствие, пошли к нам в розыск! У нас работа умственная и вырастешь быстрей! – предложил великодушный Борис.
– Я подумаю, всё, подъезжаем. Борис, ты со мной, а на тебе понятые! – повернулся я к сразу поскучневшему Гриненко.
Тетка Вирясова оказалась женщиной не очень старой, но очень недоброжелательной. Добровольно выдавать орудия преступления, предметы и ценности, добытые преступным путем, она не стала. Сослалась на то, что о делах племянника ничего не знает. Но зато дотошно ходила со мной везде, присматривая за всеми моими действиями. Наверное, опасалась, что сопру чего-нибудь из ее утвари.
У Вирясова мы тоже ничего не нашли. Я вполне допускал, что он здесь припрятал что-то с краж или разбоев, но сил и времени перерыть весь дом и, тем более, подворье, у нас не было. Изъяв для проформы какие-то связки ключей и чемодан со слесарным инструментом, мы поехали в райотдел.
По пути мы заехали в ИВС, где я ознакомил Сивого с постановлением о об аресте и оставил дежурному копию для СИЗО. Потом мы заехали в сберкассу, где я снял со своей сберкнижки тысячу рублей на обещанную операм премию. Выйдя из сберкассы, я занырнул в полуподвальный гастроном, где купил три бутылки болгарской «Плиски» и полкило колбасы. В РОВД мы уже приехали к концу рабочего дня.
Сунув операм котлету в банковской упаковке с червонцами, я попросил их зайти ко мне после оперативки, а сам пошел сдаваться Данилину. Стас с Борисом, переглядываясь и едва ли не подпрыгивая, заверили меня, что будут обязательно, после чего поспешно удалились к себе в ОУР.
Улыбнувшись капитальной женщине и одарив печальным взглядом Тонечку, я зашел в кабинет начальника. Вечерняя оперативка была в разгаре..
– Разрешите присутствовать, товарищ майор? – обратился я к шефу, который к моему глубочайшему удовлетворению за что-то тиранил Пичкарева. В отсутствие Ахмедханова, этот шнырь уже не числился в лучших.
– Проходи, Корнеев! – начальник отвлекся от
