ахмедхановского фискала.
Протиснувшись к своему стулу, я уселся и с удовольствием вытянул ноги.
– Ну? – перестав подвергать нецензурной обструкции Пичкарева, строгий начальник требовательно смотрел на меня, ожидая победных реляций.
– Ваше указание выполнено, товарищ майор! Серия краж раскрыта, получены признательные показания и чистосердечное признание одного из обвиняемых. Со вторым еще работать буду. Оба арестованы! – я рискнул и не встал при докладе, – И, да, Алексей Константинович, ваша машина на месте, спасибо!
Данилин, сделал вид, что мою наглость не заметил и орать на меня не стал.
Но встать, тем не менее, меня принудил, протянув руку за уголовным делом. Оторвав задницу от кресла, я поднялся и положил перед руководством уже достаточно пухлое дело.
– Тютюнник говорит, ты с его операми сработался? – не глядя на меня, начальник изучал признание Гущина, перелистывая страницы и возвращаясь назад.
– Так точно, Алексей Константинович! Гусаров с Гриненко молодцы, очень грамотно сработали! – садиться я на всякий случай не спешил.
– Кто жулика колол, они? Да ты присаживайся! – смилостивился главный следователь райотдела, посмотрев на меня и махнув сигаретой на стул.
– Никак нет, колол я, но и они хорошо поучаствовали. И, это, Алексей Константинович, я там жулику явку с повинной оформил, – ожидая взрыва, я твердо смотрел в глаза майора.
Явку Гущину я был готов отстаивать, несмотря ни на что. Парня было и впрямь жалко. Хоть он и сказочный долбо#б. В конце концов, если Митяй сам не откажется от своей явки с повинной, то ее фиктивность никто не докажет. А он, хоть долбо#б и редкостный, но никак не олигофрен.
– Ну, оформил и оформил, – Данилин аккуратно вложил неподшитые материалы в корку и протянул дело мне, – Ты следователь, тебе и решать!
Я выдохнул.
С оперативки я шел, ломая голову, как успеть добраться до Толика Воронецкого в самую ближайшую неделю. По всему выходило, что без Гали-Наташи это никак невозможно. Опять нужны опера и опять их придется стимулировать. Где столько денег набраться на исправление правосудия?!!
Сзади мне что-то вполголоса пыталась внушать, догнавшая меня Зуева. Вникать в ее переживания не было никакого желания, поэтому я даже и не прислушивался. Мне нужны были Гусаров и Гриненко. Я очень надеялся, что безусловный рефлекс собаки Павлова приведет их к двери моего кабинета. Свернув в свой аппендицит, я еще больше уверовал в гениального Нобелевского лауреата и в его научную работу по физиологии пищеварения.
В полном соответствии с фундаментальной наукой опера топтались у моей двери.
Я обернулся к непосредственной начальнице.
– Лидия Андреевна, вы меня извините, но совершенно нет времени. Очень много работы! Очень!! – я отомкнул дверь и сделал приглашающий жест операм, – Проходите, товарищи!
Гусаров и Гриненко, обходя по дуге Зуеву, втянулись в кабинет. Теперь осталось спровадить домой пока еще где-то блуждающую Иноземцеву.
Я закрыл дверь на ключ и достал из стола одну из двух оставшихся бутылок «Плиски». Первую я, перед тем, как выйти из автомобиля, презентовал водителю Данилина, исправно и безропотно откатавшего нас по всем указанным мною адресам. Я и впредь рассчитывал на его помощь, поэтому не поскупился. Жора, судя по его реакции, не был избалован такого рода поощрениями и долго тряс мне руку. Теперь он и язык попридержит перед шефом.
Снаружи подергали дверь и я убрал бутылку под стол. Борис повернул ключ и в кабинет вошла Юля. Она подозрительно покрутила головой.
– Чего это вы закрываетесь? – она прошла к своему столу и положила на него стопку бланков и копирку в картонке, – Вот, Сергей, тут и тебе.
– Спасибо, Юля! Душа моя, ты не только самая красивая, но еще и очень добрая! Эх, дурак я, дурак! Надо было сразу на тебе жениться, да этот твой проныра Анатолий, увел тебя! Или у меня еще есть шанс? – настроение у меня было хорошим и я решил польстить соседке.
Гриненко со Гусаровым сначала переглянулись, а потом заулыбались.
Заулыбалась и Юлия, самодовольно огладив себя по уже заметному животу.
– Нет уж, Корнеев, опоздал ты, раньше надо было предложение делать! – Иноземцева достала из тумбы своего стола двухлитровую банку с несколькими солеными огурцами, – Больше ничего нет, закрыться не забудьте! Все, пока!
Она подошла к вешалке, надела пальто и, посмотревшись в зеркало, вышла в коридор.
Расстелив на столе бланки из принесенной Юлией пачки, и накромсав на них колбасы, мы продегустировали болгарский продукт. Определенно, «Плиска» стоила своих семи с половиной рублей.
– Спасибо тебе, Серега, за премию! – Борис разлил по второй, – Честно говоря, не верилось. Всегда бы так! И дело сделали, и денег нажили!
– И все по-честному! Да, приятно! – вторил ему Гриненко, поднимая стакан.
Намахнув вторую, я с удовольствием прислушался к послевкусью и потянулся за колбасой. Закусывать бренди соленым огурцом я не решился.
– Напрасно, друзья мои, вы думаете, что мы уже сделали дело, – колбаса меня тоже порадовала своим отчетливым вкусом и запахом мяса.
Опера с любопытством уставились на меня, но жевать не прекратили.
– Как у вас там с успехами по убийству Чумы? Поднимете? – лица инспекторов сразу поскучнели и глаза их уткнулись в стол.
Было понятно, что перспектив на раскрытие этой баранки опера не видят. Труп Чумы с признаками насильственной смерти был обнаружен на территории нашего района и это был их рак головы. Я оглядел Стаса и Бориса и указал глазами на бутылку. Борис разлил.
– Есть шанс раскрыть! – Гусаров и Гриненко, как по команде поставили свои стаканы на стол и подались вперед, буравя меня глазами. А я, напротив, расслабленно откинулся на спинку стула, – Прозит!
Не торопясь, с удовольствием я выпил. Вот теперь совсем хорошо!
Больше ничего не хотелось. В ближайшие пару часов, во всяком случае.
– Сергей! Сергей! – негромко, словно боясь спугнуть что-то эфирное, негромко звал меня Борис, теребя за плечо.
Я открыл глаза и еще раз с удовольствием потянулся. Два опера смотрели на меня, как неполноценные дети, забывшие стишок, смотрят на случайно забредшего в их интернат Деда Мороза.
– Ты это серьезно про Чуму? – глаза Гриненко были абсолютно трезвыми.
– Абсолютно.
