— У каждого есть секреты. Все имеют свой тайный уголок. Не знаю, возможно ли вообще узнать кого-то полностью. И сдается мне, что мы и не хотели бы узнать другого до конца, даже если появилась бы такая возможность. Частично люди нам интересны, потому что всегда остается какая-то тайна в глубине, скрытая от глаз.
— Разновидность знания, о которой я говорю, кроется глубже любых секретов, — подтвердил Фэллон.
Изабелла задумалась над тем, что он сказал:
— Понимаю, что ты имеешь в виду.
— Разве? — Он помотал головой. — Тогда ты опережаешь меня, потому что я чертовски уверен, что не могу это определить.
— Но ты распознаешь такого рода знание, если наткнешься на него?
— Да, — подтвердил он. — Ну и что? К чему это?
— Захотеть узнать кого-то до такой степени, что копнуть глубже, чем просто познать обыкновенные тайны человека? Да это значит, что ты безнадежный романтик, Фэллон Джонс.
На секунду воцарилось молчание. А потом Фэллон засмеялся. Смех вышел поначалу каким-то приглушенно хриплым, грубым, словно ему редко приходилось звучать. Но быстро набрал силу. И через мгновение Фэллон хохотал во все горло. От шума сотрясалась веранда. Громкое эхо вторило в ночи.
Изабелла почувствовала спиной, что они не одни. Когда обернулась, то увидела в проеме двери силуэты Зака и Рейн. Вглядевшись, она различила и других Джонсов, включая родителей Фэллона, собравшихся на представление, разыгравшееся на веранде. Выражения на их лицах составляли целую гамму чувств: от потрясения до завороженности.
Изабелла ткнула Фэллона в бок.
— У нас тут появились зрители, — шепнула она.
Фэллон перестал смеяться. Потом повернулся и посмотрел на толпу у дверей.
— Хорошая шутка? — спросил Зак.
— Давненько не слышал ничего лучше, — в тон ответил Фэллон.
Аукцион начали в десять. Фэллон стоял с Изабеллой в дальнем конце зала. Водворилась тишина. Аукционист взял молоток.
Фэллон же взял за руку Изабеллу.
— Самое время уйти, — понизив голос, предложил он.
Она удивленно воззрилась на него:
— Неужели не хочешь посмотреть, кто будет торговаться за эти выставленные на стенде странные артефакты?
— Нет. Я исчерпал свой лимит общения для одного вечера. Сделал все, что просил меня Зак: помог ему устроить демонстрацию силы. С этой минуты пусть сам справляется с политикой в Обществе. Это его хлеб насущный.
Изабелла чуточку сощурила глаза, что-то заподозрив, но позволила увести себя из зала в коридор.
— Ты что-то задумал, — прошептала она. — Могу поклясться.
— Ты же знаешь нас, дремучих провинциалов. Рано ложимся — рано встаем.
— Ха. Что происходит, Джонс?
— Первым делом мы завтра с утра уедем.
— Когда это — первым делом? — парировала она.
— После завтрака.
— Ладно, тогда сойдет. Ты так спешишь вернуться в Скаргилл-Коув?
— Нас ждет много работы.
Это «нас» удивило Фэллона. Вернее, как легко оно слетело с его губ. Долгое время он думал об агентстве исключительно как о своей епархии. Но с недавних пор он стал думать об Изабелле, как о ком-то большем, чем просто помощнице и даже детективе. Он начал воспринимать ее как партнера. Наверно, это было не слишком мудро.
— Точно, — согласилась она, заметно удовлетворенная ближайшими перспективами. — «Джи энд Джи» всегда начеку.
— Есть еще одна причина встать пораньше.
Изабелла выжидающе взглянула на него.
Он вел ее через вестибюль к лифту.
— По дороге в Коув мы кое-куда заедем.
— Куда?
— В Кактус-Спрингс.
Она встала как вкопанная, вынудив Фэллона тоже остановиться. И распахнула глаза во всю ширь.
— Это же там, где живет моя бабушка. Жила, то есть.
— Все расследование, какое мог, я в он-лайне уже провел. Теперь мне нужно взглянуть на место преступления. Разве не так поступил бы Шерлок Холмс?
— Но ты же не веришь, что было совершено преступление?
— Я уже объяснил тебе, что придержу свое мнение до того, как соберу все факты.
Изабелла обдумала его слова:
— Бабуля предупреждала, чтобы я не совалась в те места, если с ней что случится, потому как боялась, что там могут установить наблюдение и ждать моего появления. Впрочем, думаю, нет причин, почему бы нам не поехать туда вместе. Раз ты со мной, то бояться нечего. Это же бабуля наказала мне найти тебя, если я не смогу укрыться от них. Она сказала, что с «Тайным обществом» они не захотят связываться.
— «Они», то есть люди Джулиана Гарретта?
— Верно. — Она сморщила нос: — Знаю, ты не веришь в мою версию случившегося.
— В твою версию случившегося заговора, — поправил Фэллон. — До сих пор я не отыскал ничего, что бы указывало на участие Гарретта или кого-либо в смерти твоей бабушки, если предположить, что она мертва.
— Хорошо. — Изабелла одарила его ослепительной улыбкой: — Ты не должен ничего объяснять. Ты пока ведешь расследование. И это главное. Рано или поздно ты найдешь доказательства.
Они стали подниматься на второй этаж.
— Тебе следует учесть, что нам, возможно, будет трудно доказать обратное, — предостерег Фэллон. — Нет стопроцентного способа это сделать. В первую очередь именно на этом работают теории заговоров, и вот почему они умудряются выживать.
— Откуда тебе знать? Может, в Кактус-Спрингс мы найдем неопровержимые улики.
— Не обольщайся, — предупредил он.
— Я почему-то уверена, что Шерлок Холмс никогда бы не сказал такое клиенту.
— Ты моя ассистентка, а не клиент.
Они достигли лестничной площадки и прошли по коридору до комнаты Изабеллы. Джонс взял карточку-ключ и открыл дверь. Изабелла вошла в номер на своих невероятно высоких каблуках и повернулась к Фэллону лицом.
— Не было необходимости разоряться на две комнаты, — заметила она. — Совершенно очевидно, что все присутствующие в зале в курсе, что у нас личные отношения.
— Как, черт возьми, они узнали? — Его охватило негодование. — Должно быть, Зак и Рейн сболтнули кому-нибудь, только откуда они сами узнали — вот вопрос. Утром я поговорю с Заком.
— Нет, нет и нет, — поспешно запротестовала Изабелла. — Зак и Рейн не распускали слухи. Просто что-то такое присутствует в нашей энергии. Даже обычные люди могут зачастую догадаться, когда между двоими есть физические отношения. Энергия такого взаимопритяжения очень сильна.
Раздосадованный, Фэллон схватился за дверной косяк, выглянул в коридор и посмотрел, не подглядывает ли кто. Потом повернулся к Изабелле:
— К черту все, я не позволю никому тебя смущать.
