— К черту все, я не позволю никому тебя смущать.
— Поверь, я ни чуточки не смущена.
— Точно?
— Абсолютно, — подтвердила она. — А ты? Тебя заботит, что люди знают о том, что мы спим вместе?
Пару секунд Фэллон обдумывал ее вопрос, стараясь разобраться в своей реакции. Глубоко в душе ему нравилась всеобщая осведомленность, что Изабелла принадлежит ему, по крайней мере, сейчас. Он хотел, чтобы другие мужчины знали, что она недоступна. И с каких это пор он стал таким собственником?
Наконец, подведя итог, он произнес:
— Только если тебе от этого неловко.
Она обняла Фэллона за шею.
— Бедняжка. И как тебе, такому старомодному мужчине, да еще одаренному качествами джентльмена викторианской эпохи, выжить в современном мире?
Он проворчал:
— Ты считаешь, я отстал от жизни?
— Только в самом хорошем смысле этих слов.
— Чувствую себя древним ископаемым, когда зовешь меня старомодным и викторианцем. Знаю, что я тебя старше, но уж не настолько же. Просто выгляжу стариком.
— Нет же. — Она встала на цыпочки и легонько поцеловала его в губы. — Стариком ты не выглядишь. С виду ты совершенство.
Прикосновение ее губ сработало, как электрический включатель. В одно краткое мгновение все внутри Фэллона вспыхнуло.
— Нет уж, совершенство у нас ты, — прохрипел он.
Потом вошел в номер и запер за собой дверь. И тогда небольшое пространство погрузилось в тени, стало мирком, освещенным лишь серебристым светом луны, взошедшей над землей, изрезанной каньонами.
Второй раз за вечер Фэллон снял смокинг и бросил на спинку ближайшего кресла. Когда же начал было развязывать черный галстук-бабочку, Изабелла остановила его, произнеся:
— Позволь мне.
Фэллон настроил свои сверхчувства и увидел, как пылают ее глаза.
Тонкие пальцы слегка подрагивали, когда она начала развязывать узел. Фэллон поймал ее руку и поцеловал ладошку. Изабелла оставила концы галстука свободно болтаться, а сама начала трудиться над ониксовыми запонками. Те звякнули, когда она бережно положила их на стол. И этот тихий, но такой интимный звук дал еще один толчок чувствам Фэллона. Он осознал, что еще никогда в своей жизни так не хотел женщину.
Она перешла к черным запонкам-пуговицам, скреплявшим перед рубашки.
Фэлон же, целуя Изабеллу, принялся быстрыми выверенными движениями раздевать ее. Вечернее платье растеклось лужицей по полу.
Потом настал черед кружевного бюстгальтера, а за ним последовали трусики. Изабелла осталась в одних сексуальных босоножках на шпильках.
Энергия воспламенила атмосферу полутемной комнаты. То, как действует на него Изабелла, можно описать только языком алхимии, подумал Фэллон. Она была тем огнем, который внутри него превращает холодное железо в золото. С ней он мог бы заглянуть в центр хаоса и мигом узреть конечную цель этой древней науки: философский камень. С Изабеллой он, Фэллон, на какое-то время становился совершенным.
И сейчас в отчаянной жажде он подхватил ее и прислонил к ближайшей опоре, к стене. Изабелла обхватила его бедра сначала одной ногой, потом второй. Ее хмельной запах опьянял как наркотик. Поддерживая ее одной рукой, другой Фэллон стал ласкать любимую, пока она не повлажнела и не потеряла голову от страсти.
— Только для меня, — прошептал он. И зажав зубами мочку уха, прикусил ее, как бы подчеркивая силу своих слов: — Хочу, чтобы такой ты была только для меня. И ни для кого другого.
— Такой я и не была никогда и ни для кого. И не могла быть. Только с тобой. — Изабелла вцепилась в его плечи и впилась в него своим непостижимым взглядом. — Это срабатывает, только когда мы вдвоем, или же никак.
— Только с тобой, — вторил Фэллон. Он аж вздрогнул, услышав, каким сиплым стал от страсти его голос. Да и вообще с трудом мог выговаривать слова. — Никогда и ни с кем иным.
На лице ее расцвела та потрясающая улыбка.
— Хорошо, — подтвердила Изабелла.
Ее изумительная энергия наполнила комнату, окутывая его.
Он с трудом расстегнул молнию на брюках и толкнулся в нее. Его женщина тесно сомкнулась вокруг него.
Он входил снова и снова, все быстрее и яростнее. Обвившись вокруг него, она крепко сжимала его в своих объятиях. Он слышал ее частые, поверхностные вздохи, выдававшие, как растет в ней возбуждение.
— Фэллон.
Он нашел в себе силы приостановиться, оторвать ее от стены и уложить на кровать. Потом избавиться от остатков одежды, скинуть башмаки и лечь рядом.
— Моя очередь, — заявила Изабелла.
И распластав на груди Фэллона ладони, толкнула его на спину. Он охотно повиновался. И тогда Изабелла очутилась сверху и медленно скользя нашла средоточию своего желания единственно правильное место — именно то, которое и хотел Фэллон.
Потом столь же медленно стала двигаться, причиняя ему немыслимые муки, пока он не подумал, что больше уже не вытерпит. Но усилием воли заставил себя позволить Изабелле делать все так, как она желает. Фэллон сжал ладонями ее гладкие бедра и открыл свои сверхчувства полностью. Он не старался сосредоточить свой дар. Скорее, без колебаний отдался сверкающей радости момента. Впервые за все времена он был так тесно связан с женщиной, с Изабеллой, что мог спокойно ускользнуть от сковывавшего его самоконтроля и свободно взлететь.
Ощущение и жар желания несли его на неослабевающей приливной волне. И ясное осознание, что Изабелла оседлала ту же волну, возбуждало его сверх меры.
И когда она рухнула в бурю энергии, он последовал за ней за грань в бесконечную тьму.
Гораздо позже Изабелла очнулась: ее потревожил легкий шорох. Фэллона в постели не было.
Изабелла открыла глаза и увидела при лунном свете, что Фэллон одевается. Приподнявшись на локте, она наблюдала, как он заправляет белую рубашку в брюки. Изабелла не могла взять в толк, то ли ей изумляться, то ли раздражаться, или же вовсе обидеться.
— Ты уходишь? — все же спросила она, стараясь не выказывать чувств.
— Если останусь здесь до утра, то велика вероятность, что кто-нибудь увидит, как я выхожу из твоей комнаты.
Изабеллу отпустило напряжение, и она чуть улыбнулась:
— Я же тебе говорила: на конференции все уже знают, что мы спим вместе.
— Мне все равно.
Фэллон подошел к кровати, наклонился, опершись ладонями по обе стороны от Изабеллы. Потом поцеловал. Поцелуй вышел восхитительно грубоватый. Изабелле показалось, что Фэллон поцеловал ее так, словно ставил на ней свое клеймо. Дал знать, что сейчас она принадлежит ему. Потом неохотно выпрямился.
