— Погоди! — закончив записывать, Милена ткнула меня пальцем в грудь и потребовала — Сначала закончим с твоим вопросам. Там немного осталось. Выше гор, но ниже духом, подслеповат и ленив? Это еще что за фраза такая?
— Да это ерунда — фыркнул я — Помнишь то показанное на в разрезе убежище внутри горы? Этажи полные вкусных людей…
— Помню.
— Вот я и задался вопросом — почти этот страшный монстр не разрушил гору-убежище точно так же, как он пусть случайно, но так легко растоптал вулкан?
— Кстати о вулканах — их наличие много говорит о самой планете — заметила Милена и задумалась, постукивая себя карандашом по нижним зубам — И да… почему медуза не вскрыла консерву с живым мяском?
— Хороший вопрос…
— Дилетантский и наивный… знаешь… всю жизнь считала себя обычной девчонкой, но не без искры в голове. И всю жизнь эта искра мне помогала в делах и достижениях. Но тут… тут моя искра пугливо угасла — потому что чувствую себя здесь примитивной дикаркой… Знаешь… я как-то от скуки листала на даче у знакомых старую-престарую литературу, сваленную в сарае. Одну книгу выбрала из-за крупного шрифта и с ней угнездилась в гамаке под сеткой и с фонариком. Советский роман про конец двадцатых и начало тридцатых годов неспокойного двадцатого века. Роман про тяжелые будни первых советских исследователей. Там, конечно, все очень романтизировано и нарочито преувеличено… но одна иллюстрация врезалась мне в память навечно. На ней вышедшие из злой снежной пурги закутанные в меха люди замерли в полном остолбенении и изумленно таращатся на ярко освещенное электрическими лампами здание обычной такой школы, а там за окнами дети в школьной легкой форме, в тепле и уюте, занимаются географией… Ты ведь представляешь степень удивления этих людей, что впервые увидели горящие электрические огни? А большие стеклянные окна? А горящую сотней разноцветных огней новогоднюю елку?
— Да уж… — хмыкнул я.
— Вот и я ощущаю себя такой вот закутанной в шкуры женщиной с высшим образованием, остолбенело пялящейся в крутящиеся шестерни какого-то гигантского будильника, что умудряется часами питать энергией огромное убежище за счет одного рывка человеческой руки за рычаг… Я дилетант в этом мире. Я дикарь. И вот почему я обрушиваю на тебя море вопросов, Охотник — я не умею здесь плавать и отчаянно пытаюсь заново научиться этому искусству.
— Как и я — спокойно ответил я — Мы все тут дилетанты. Мы все тут дикари. Мы все в туповатом остолбенелом изумлении таращимся на окружающие нас чудеса… Но мы с тобой делаем кое-что еще помимо изумленного созерцания.
— И что же?
— Мы с тобой задаем возможно глупые ответы, а затем старательно ищем на них ответы. Мы строим предположения и пытаемся найти их подтверждение или опровержение. И я этому рад.
— Как и я. Следующая твоя запись. «Почему без текста?». Ты про картинки и стрекочущий проектор? Там не было текста…
— Да. И у меня два предположения на этот счет.
— Первый вариант легко — Пальмире подарили проектор с заряженной в него детской сказкой. Для совсем маленьких и еще не умеющих читать детишек.
— Верно.
— А второй вариант?
— Демонстрация тем, кто не знает здешнего языка — ответил я.
— Например таким как мы?
— Ага.
— Поясняющая и заодно чуток извиняющаяся лубочная пояснительная тех причин, по которым нас похитили, телепортировали и заставили сорок лет горбатиться на благо чужого мира, а затем выбросили подыхать в снежную пустыню…
— Ага…
— Да уж… Ну и последнее из твоих записей, чего я на самом деле не поняла. «Ответные дары и бартерная подпитка пустой системы?». Что это значит?
— То и значит — ответил я, поворачивая голову и глядя на медленно приближающегося Митомира, осторожно несущего перед собой поднос с уже знакомо супницей и стопкой тарелкой.
— Ответные дары — это про оставляемые тюремщиками подарки. Тут все понятно.
— Да.
— А так называемая «бартерная подпитка пустой системы»? Ты про Пальмиру, вообще?
Я покачал головой:
— Нет, конечно. Пальмира… это скорее финальный пункт назначения для приносящего серьезную пользу продовольственного кластера с неплохим потенциалом для роста. Главное подпитать благами, дать неиспользуемую ранее платформу для развития и оставить в покое, зная, что…
— Эй-эй! А можно проще?
— Пальмира появилась не из-за сострадания тюремщиков — пояснил я — Куда там! Тут же налицо умное и тайное использование огромной и не могущей все контролировать тюремной системы.
Подошедший старик аккуратно опустил поднос на обрывок шкуры. Звякнули тарелки, стукнули деревянные ложки. Стоило Митомиру приподнять накрытую полотенцем крышку супницы, как по коридору разлился поистине божественный аромат умело сваренных овощей. У каждого овоща свой уникальный период варки. Недоваривать можно — главное дать потом такому супу настояться и каждый овощ отдаст свое содержимое в медленно остывающий кипяток. Но если переварить, то получится просто бурда… Здесь в Пальмире, где главный источником пропитания было не медвежье мясо, а овощи с редким вкраплением рыбы и фруктов, правильно готовить умели. Запах не солжет… Вон как Милена оживленно задвигалась, хотя мы еще совсем не голодны.
— Покушать надо — понимающе улыбнулся Митомир, заметив, как мы принюхиваемся — Пища дарит радость не только телу, но и душе…
Закатав правый рукав, он вооружился деревянным половником, окунул его в супницу и чинно, чуть ли не торжественно, принялся разливать похлебку, причем поочередно понемногу в каждую, глядя на результат и снова идя с первой тарелки до последней, неспешно доливая где-то побольше гущи, а где-то овощного бульона. Он тщательно следил за тем, чтобы каждому достались одинаковые не только по объему, но и по густоте порции. И от этого его нехитрого старания к обычному, по сути, обеду, на сердце почему-то стало теплее, а в мыслях появилась твердая убежденность, что я доем все до последней ложки.
— Пусть постоит пару минут — произнес старик, прикрывая опустевшую супницу крышкой и берясь за небольшой чайничек, прятавшийся за более крупной посудиной и ранее мной незамеченный — А я пока чайку налью травяного… А в нем каждая травинка для нас памятна из летописаний предков наших. Вот ты, Охотник, ругаешь нас за скрытность…
— Не за скрытность — поправил я — За искажение фактов и ложь. Тут уж без обид…
— Ну да… те, кто был до нас, подправили и подчистили немало в записях… — признал со вздохом старый лидер Пальмиры — Но были ведь на то причины какие-то… Я сам архивными делами не ведаю и давно уже запретил в старых записях что-то изменять. Пусть лучше новое пишут — и все как есть описывают. Да чтобы без приукрашиваний.
— Вот это дело правильное — хмыкнул я.
Не выдержавшая слишком долгого ожидания Милена, упав на бок рядом с подносом, поставила рядом с собой тарелку — перед этим придирчиво выбрав как ей казалось самую полную — и принялась за еду, едва слышно постукивая ложкой.
— Вот ты ругаешь нас… но ведь есть за что и уважать! Тот же чай травяной — в нем сколько растений! И ведь каждое семя приходилось искать… сберегать… а потом еще и годами ждать его прибытия с нужным старичком или старушкой! И вот вся полезная сила трав собрана в твоей чашке, Охотник! Разве столь тяжкий труд не стоит уважения?
— Уважать стоит… вот только беда в том, что вся сила полезных трав собрана в чашках Пальмиры, а не в чашках жителей других убежищ. С вас не убыло бы, поделись вы семенами. Вот почему я даже не ругаю, а просто по-человечески осуждаю. Но и это уже в прошлом — ведь загруженный семенами и растениями вездеход уже направляется в наш Бункер, где его с огромной радостью встретят уставшие от серости бытия и однообразности питания старики.
— А дальше? Дальше вездеход пойдет? — задумчиво прищурился Митомир — В другие убежища?
— Эстафету передадим — ответил я — Я прослежу за этим. Хотя бы еще в пару убежищ мы как-нибудь доставим живые растения и семена.
— Доброе у тебя сердце, Охотник.
